– То есть ты мне одну мину, а я тебе две? – спросил Рахим.
– Как водится, – развел руками Икишани. – Я же по-дружески.
– Не надо.
– Как знаешь. А что ты скажешь, если я посватаю твою внучку Луринду? Если мы породнимся, то тебе не надо будет ни о чем беспокоиться.
Рахим едва сумел удержать себя в руках и не ударить обнаглевшего вконец торгаша, решившего обтяпать свои гнусные делишки на опале некогда могущественного соседа. Дать волю рукам в его положении – это означало лишиться и дома, и любимой внучки. Икишани славился в Вавилоне как сутяга из сутяг.
– Я подумаю, – ответил ветеран соседу.
До вечера он не мог места себе найти, без конца бродил по огромному зданию, то и дело подходил к маленькому фонтану, устроенному в большом внутреннем дворике, следил за падающей прозрачной струей и все пытался обрести твердую основу для размышлений о том, как жить дальше. Предложение этого жирного крокодила выбивало почву из-под ног. Оно ясно обозначило меру падения Рахима. Обиду к тому же усугубляли проценты, на которых будущий зятек предлагал кредит. Обычный ссудный процент в Вавилоне в ту пору равнялся один к четырем, а если по-дружески, то один к пяти. Икишани, не моргнув глазом, запросил один к двум. Как быть с клятвами соседа, который столько раз твердил Рахиму, что никогда не забудет помощь, оказанную ему декумом!..
Неужели боги решили наказать Рахима? В чем же он провинился перед Мардуком? Почему отвернулись от него бог войны и охоты Нинурта и Син-Луна? Куда смотрит его покровитель Шамаш-Солнце, которому он никогда не жалел даров?
На следующий день в разговоре со старшим сыном Рибатом, отцом Луринду, Рахим осторожно обмолвился о предложении соседа. К удивлению декума, Рибат не только не возмутился, наоборот, сын обрадовался подобному выгодному сватовству. На раздраженный возглас отца, что ранее Икишани и в голову не пришло бы оскорбить подобным предложением начальника личной стражи царя, Рибат засмеялся.
– То раньше. А теперь нам бы хозяйство сохранить.
– Правильно ли я понял тебя, что ты готов отдать дочь за этого крокодила вопреки ее желанию?
– Стерпится – слюбится. Тем более что своим имуществом она будет владеть самостоятельно.
Рахим на мгновение прикинул, как в его пятидесятке посмотрели бы на солдата, который перед решительным сражением готов принять дары от неприятеля и миром разойтись.
– Хорошо, я подумаю, – ответил он.
* * *
Следующую неделю Рахим посвятил посещению городских храмов, где возложил дары богам, которых считал своими покровителями. На подношения не скупился. Начал с храма Мардука-Бела, величественной Эсагилы, в роскошно убранной целле которого возвышалось отлитое из золота изображение Создателя. Попросил Всесильного помочь ему, одарить самой малой толикой удачи. Потом посетил храм Иштар Агадесской, располагавшийся возле проспекта Айбур-Шабу, где передал богатые дары жрецам-энареям[19], кумирню Нинурты, Сина-Луны в Новом городе, наконец, святилище Шамаша-Солнца на улице «Шамаша, защитника всех людей». Здесь оставил жрецу памятную глиняную табличку, чтобы тот при обращении к Шамашу во время торжественных церемоний не забывал поминать Рахима.
Продиктовал сам:
«Что же ты, отец мой, Шамаш, мною пренебрегаешь? Кто даст тебе другого такого, более щедрого, чем я? Скажи богу Мардуку, любящему тебя – прегрешенья мои пусть он отпустит. Да увижу я твой лик, твои стопы облобызаю. И на семью мою, на больших и малых взгляни. Обрати взор свой на внучку Луринду, дай ей счастья. Ради них пожалей меня. Помощь твоя пусть меня достигнет».
