– Габриас поцеловал бы эту ручку, – сказала она улыбаясь.
Лучше бы земля разверзлась под ногами или молния поразила Варавву! Габриас, этот гадкий, лживый фарисей, которого он убил и за это долго страдал в темнице, опять стоит между ним и любимой! Варавву охватило такое бешенство, что он посмотрел на Юдифь с искаженным злобой лицом и сверкающими глазами.
Но тут толпа снова зашевелилась, стремясь поближе протиснуться к тому месту, где шли приготовления к казни Назорея; и пока охрана наводила порядок, несколько богато одетых людей подошли к Юдифи. Среди них был и Каиафа. Его длинное лицо еще больше вытянулось, когда он увидел Варавву.
– Что ты тут делаешь, убийца? – прошипел он яростно. – Разве я не предупреждал тебя?! Пошел прочь! Дарованная тебе свобода не очистила тебя от преступления, ты не смеешь подходить к людям именитым и праведным! Убирайся, не то я прокляну тебя, как прокаженного!
Варавва встретил угрозы спокойно.
– Почему только лицемерам дано блаженствовать в обществе Юдифи Искариот? Кажется, я начинаю понимать, кем я обманут! Я читаю твои мысли, кровожадный Каиафа! Ты, а не Иуда – виновник казни Назарянина. А значит, месть ждет тебя…
Он говорил, весь дрожа, почти не сознавая смысла сказанного.
– Он тоже сделался пророком! – насмешливо сказала Юдифь. – Распни и его.
Толпа опять рванулась, чтобы продвинуться вперед хотя бы на шаг, и снова была остановлена солдатами. Варавве пришлось отстаивать свое право на место, которое он занимал на земле в этот момент. Неожиданно пред ним предстал Мельхиор.
– Бедный, безрассудный грешник! – сказал он ласково. – Вот первый удар твоему доверчивому сердцу! Первое разочарование! Но забудь про свою боль. Пусть мир и его пути не тревожат тебя. Если твоя душа жаждет любви, пойдем – ты увидишь ее распятой со всей своей славой, чтобы удовлетворить ненависть, пожирающую человечество!
Голос Мельхиора задрожал. Варавва, потрясенный своими личными обидами, покорился. Он только поднял на своего друга глаза, полные тоски.
– Скажи, если знаешь, – сказал он хрипло, – она мне изменила? Нет! Лучше молчи. Я хочу умереть, не потеряв веру в нее.
Но Мельхиор не отвечал, он был занят тем, что тащил Варавву сквозь толпу как раз к тому месту, где уже хрипели распятые на своих крестах оба разбойника, а солдаты, окружив высокую фигуру Назорея, срывали с Него одежды.
– Пилат сошел с ума, – сказал один из воинов другому, раскручивая пергаментный свиток. – Смотри, какую он сделал надпись для креста Галилейского Пророка.
И, развернув пергамент, он стал читать слова, написанные на латыни, на греческом и на арамейском: «Иисус Назорей – Царь Иудейский».
– Надпись как надпись, – равнодушно ответил солдат.
– Да нет же, говорю тебе! – настаивал другой. – Каиафа сказал Пилату: «Не пиши: „Царь Иудейский“, но пиши: „Он говорил: Я – Царь Иудейский“. Но Пилат, верно не оправившийся от внезапного утреннего недуга, резко ответил первосвященнику: „Что я написал, то написал!“
– Это не наше дело! – сказал ничего не понявший в этих тонкостях солдат и, взяв лист, стал приколачивать его к изголовью креста.
Сделав несколько ловких ударов, он, любуясь своей работой, отошел на несколько шагов.
– Надпись как надпись, – повторил он и снова прочел таинственные слова, которые станут известны всему миру:
– Иисус Назорей – Царь Иудейский…
