– А рекой? – бросил я вопрос.
На минуту замолчали.
– Нужно бы убедиться, охраняемы ли берега и сильная ли при них стража. Действительно, лодку можно пустить за город, а у берега приготовить карету и с ним уже двинуться в леса, может, не было бы трудно.
– Не знаю, изучал ли кто берега! – сказал ксендз. – Нужно бы немедленно это устроить. Завтрашнего дня едва хватит, чтобы стараться о хорошей лодке и верных гребцах, а протянуться дольше завтрашнего дня – невозможно. Кто из вас как-нибудь знает местность?
Один из собравшихся встал.
– Я пойду, – сказал он, – но один бы не рад.
– Я вас буду сопровождать, – отозвался я.
– Мы вернёмся, как только будет с чем вернуться, – добавил мой товарищ.
В потёмках с его помощью мы спустились уже по другой лестнице в замковый двор, а из него в сад. Идущий со мной имел ключ от калитки. Вслушавшись в молчание и убеждённые, что нам тут ничего не угрожает, мы начали спускаться к Висле. Нас закрывали густые кусты, среди которых мой проводник с хорошим знанием местности умел ориентироваться. Так не спеша мы передвигались, когда снизу до нас дошли голоса – мы были вынуждены остановиться. Мой товарищ сильно схватил меня за руку, мы остановились как вкопанные. Не далее как в десяти шагах от нас прохаживались две тени почти у самой реки. Слева мы могли заметить две другие, которые стояли неподвижно.
Сперва мы услышали приглушённый смех, а потом отчётливый разговор.
– А что, пане Каспр? Хорошая прогулка ночью у Вислы? Гм! Не предпочёл бы ты в перине лежать… храпеть?
– Предпочёл бы, конечно, но служба службой, а у нас на сердце, чтобы он от нас не вырвался.
– А куда бы он убежал?
– К приятелям русских! Верь, пан, если бы его не стерегли, не угрожали, не просили и не дали понять, чтобы прекратил прогулки, уж его не было бы…
– Баба с воза – колёсам легче…
– Нельзя это позволить… Тогда только до Вислы… уж его любой рыбак бы перевёз.
Разговор прервался. Стражи издалека потихоньку перекликались, но очевидная была вещь, что о том, чтобы выбраться на челне, мы уже думать не могли. Наша экспедиция была окончена. Потихоньку мы вернулись из неё, быстрей, нежели нас ожидали.
– Берег Вислы усеян стражей, – сказал мой товарищ, – нечего и думать.
Некоторое время царило понурое молчание.
– А поэтому, – сказал духовный, – иного спасения уже не вижу, вечером нужно прокрасться в каменицу около коллегиата. Там мы приготовим духовное одеяние… самую лучшую одежду бернардинца или капуцина. Мальчик впереди будет звонить, как бы шёл ксендз с Господом Богом… Это безопасней всего. Никто из людей не зацепит и лица под капюшоном никто не разглядит.
Другие молчали, противоречий не было, меня спросили – я сказал, что это может быть хорошим, но не очень, а заранее следует подумать о конях, чтобы, достигнув их, бежать дальше.
Мы ещё так разговаривали, когда услышали на лестнице быстрый бег, и один из оставшихся королевских пажей вбежал, неизмерно смешанный. Ксендз встал со стула и немедленно с ним удалился… Произошло, видимо, что-то неожиданное и несчастливое. Сколько нас там было, мы ждали в молчании, что нам прикажут и что нам делать дальше.
Не прошло получаса, вошёл бледный ксендз, шатаясь, и упал на софу, закрывая глаза.
– Все мы тут друзья короля и слуги его, – воскликнул он. – Тайн иметь не можем. Возвращаюсь от наияснейшего пана… великое несчастье. Воевода в эти минуты даёт знать, что изъято письмо ксендза примаса… письмо, которое его жестоким образом обвиняет в глазах революции. Поэтому эта чернь осмелилась перед дворцом примаса поставить виселицу. Дали знать королю… примасу угрожают судом и позорной смертью Коссаковского и Массальского… примаса спасать нужно… завтра может быть слишком поздно. Письмо задержано, но уничтоженным быть не может. Отсрочили распечатывание… примаса спасать нужно… а тут из нас ни один не может даже выйти из замка и приблизиться к дворцу примаса, чтобы узнанным не был…
