Наступившее утро затопило мою спальню дымным сизым светом. Я не двигалась, не торопилась впустить в себя день, медленно собирала мир из вчерашних осколков и восстанавливала в оторопелой памяти события, которые привели меня в эту комнату. Выбралась из постели, набросила на плечи шаль и подошла к окну.
Дождь, по-видимому, не прекращался всю ночь, но с приходом утра почти стих, и теперь за окном не видно было ни зги: всё пожрал туман. Угадывались очертания лесистых холмов, в эти ноябрьские дни – буро-серых. Я попыталась определить, в какой стороне замок фиона Колана, и так понять, где же находятся таинственные владения герцога Эгана. Но солнце сквозь тряпье тумана почти нисколько не просачивалось, точку восхода не угадать. Стены толщиной в четыре локтя и окно на высоте моей груди не позволяли высунуться наружу. Расспрошу-ка лучше Герцога за завтраком.
Ох, Герцог. Через силу пришлось самой себе признаться: любопытство мое ничуть не убавилось. Напротив, освеженная сном, я рвалась исправить вчерашние оплошности, допущенные в разговоре с фионом Эганом, произвести благоприятное впечатление. И, не скрою, я жаждала отыграться за его словесные трюки – и желала подружиться с ним, в глубине души надеясь, что после того, как я сегодня покину пределы его владений, мой отец сможет даже приглашать его в гости. Ну а Герцог – нас.
Одевшись, я выглянула в коридор. На высоком трехногом табурете у моей двери неподвижно, как лепной, сидел слуга – тот же, что вчера сопровождал меня к ужину. Он молча ожил, отлип от табурета и вновь повел знакомым путем. Ни о том, сколько ему пришлось проторчать под дверью, ни о времени своего пробуждения я не имела ни малейшего понятия.
Мы проследовали вдоль высветленных рябым пасмурным днем коридоров. Из узких окон, расположенных на разной высоте без всякого порядка – то почти совсем у пола, то на пару локтей выше моей головы, – сочился по каплям все тот же перламутровый, почти телесный свет. Таз поутру не подали, но предоставили вдоволь времени на умывание в жаркой пустынной ванной, наполненной густыми эфирными ароматами. Духов я нигде не нашла, зато не было недостатка в маслах и душистых притираниях. Не осмеливаясь наносить незнакомые благовония, коих тут было намного больше, чем известных мне, я выбрала старые добрые корицу и лимонник – для волос и запястий.
Безмолвный провожатый терпеливо дождался снаружи окончания моего утреннего туалета, проследовал со мной до знакомых дверей с чешуйчатыми ручками и откланялся. Глубокий и, похоже, необычайно долгий сон сообщил моему сознанию пронзительную ясность. Теперь я заметила, что маленькая зала перед входом в гостиную – отдельная башенка с окнами в каждой четверти круга. Я начала привыкать к тишине и неподвижности замка. С веселым азартом изготовившись для словесных баталий, я вдохнула, выдохнула, умиротворенно улыбнулась и толкнула дверь.
Вчерашняя зала, в ночной тьме почти зловещая, ныне показалась мне тихой, торжественной и бесстрастной. Иссеченная серовато-жемчужными потоками ненастного света из заплетенных причудливыми решетками окон, она оказалась действительно просторной, но стены ее уже не прятались во мраке. Я сразу поняла – или даже почти по-звериному учуяла, – что Герцога здесь нет. Но менее всего сей миг хотелось суетиться, и я просто осталась ждать – сама не знаю чего.
Я медленно обходила залу, и ни один звук извне не достигал моего слуха. Опять я подивилась отсутствию семейных портретов на стенах – сплошь зеркала. Я видела два-три своих отражения одновременно и, как бы ни пыталась увернуться, неизбежно встречалась с собой взглядом. Стены и в этом крыле замка были необычайно массивны, но окна залы удобно располагались довольно низко от пола, и я, сбросив сандалии, с удовольствием расположилась в оконном проеме. Подложив под себя обширный подол платья и опершись спиной о стену, я принялась осматриваться.
