– Вам не кажется, что тема дискуссии постепенно меняется?
– Кажется, но это неизбежно.
Директор сделал короткий жест рукой, явно призывая к вниманию.
– Это неизбежно, но мы должны действовать, и действовать быстро. Мы должны проанализировать имеющиеся у нас данные, и сформулировать гипотезы. Пусть они будут любыми. Я не стану скрывать, что возможность появления агрессивного разума, конечно, беспокоит всех, кто в курс событий. Об этом не говорят явно. Но намекают, что мы должны рассмотреть и эту возможность. С оговорками, что она – только одна из наиболее экзотических гипотез. Поэтому: я предлагаю перейти к рассмотрению планов подразделений. По ходу обсуждения мы внесем в них изменения, связанные с новой информацией…
К немалому ее удивлению, после совещания к ней подошел Начперс.
– Как я понимаю, у вас будет много работы сейчас.
И с еще большим удивлением она отметила, что в его словах кажется ей нотка смущения.
Он никогда не заговаривал с ней первым! Только здоровался…
– Да, конечно. Прямо сказать – я не очень-то разбираюсь в орбитах астероидов и видах излучения, – потом непроизвольно улыбнулась, – хотя немного разбираюсь в лингвистике. Я ведь филолог по образованию.
Начперс серьезно кивнул:
– Это хорошо. Среди нас совсем нет гуманитариев. Есть физики, математики и инженеры. А у этих людей обычно… скажем так: мышление, которое во всем находит только естественные, природные процессы, и формальную логику. Вы слышали: даже обсуждение другого разума началось с машин, созданных этим разумом. Здесь никто не станет думать о том, чем живое существо отличается от явления природы. Которое подчиняется логике, и только логике… Но я хотел сказать о другом. Вам наверняка понадобиться консультироваться с кем-то. Вся информация об объекте, которую мы здесь получаем – сами или со стороны – собирается у меня. Я должен координировать работы по объекту. Полагаю, с вопросами вам надо обращаться ко мне.
Смущение уже исчезло из его голоса.
Может, оно только показалось ей?
Может, ей хотелось услышать смущение? Потому что оно означало бы, что он неравнодушен к ней. А она – наверное, это давно пора признать перед собой – хотела бы этого неравнодушия.
– Спасибо. Но… наверное, вы очень заняты… когда это можно сделать?
– Если что-то срочное – в любое время. Позвоните мне на мобильный, – он вытащил из кармана пиджака визитку, и протянул ей.
Как будто заранее приготовил ее…
– Если не срочное – звоните после шести вечера. В ближайшее время рабочие дни будут явно длиннее обычного. Но вечером голова работает не так хорошо, как с утра. И все самое важное к этому времени я обычно уже сделал.
– Понятно. Спасибо.
Начперс кивнул, и сразу же вышел.
Она вернулась к себе, и села за свой старинный, массивный, темного дерева стол. Ноутбук на столе как-то не выделялся на темном дереве, и казался просто одной из деталей все того же интерьера. За высоким узким окном деревья парка темнели в неярком свете постепенно приходящего темно-пасмурного дня…
Отчего смутная тревога кажется ей в этом привычном пейзаже? Полгода в году стоят за ее окном эти темные безлиственные деревья под серым небом. И ей казалось всегда, что эта картина – уютная, успокаивающая. Может быть потому, что глядя на нее, она в первый раз в день чувствовала покой?
Или отсутствие беспокойства?
Не важно. Важно, что этим зрелищем кончалось преодоление утра. Сперва – привычная тревога от пробуждения в темноте со вспышкой яркого света. Теперь, вместо мамы, она включала его сама, зажмурив глаза, но он все равно казался вспышкой в черном ничто. Потом – поспешные сборы с часами на заднем плане. Потом – детский сад.
