А воспитательница, сидевшая в это время с Аней в детском саду, получала от нее определенную сумму.
И все равно миллион раз ей казалось, что она не справится с этой работой. Что она ничего не понимает и не поймет. Что все эти люди, среди которых она работает, не принимают ее всерьез, и она им – чужая.
И все-таки ей нравилось здесь!
Массивная чугунная ограда и густые заросли отгораживали институт от города. И город – состоящий для нее в основном из опасной суеты улиц и надоевшей рутины спального района – исчезал.
Оставался парк, и большое старинное здание, похожее на дворец. Похожее просто потому, что лет двести назад в этом стиле строили все – кроме откровенной дешевки, давно снесенной за неимением ценности.
Он и внутри был такой, этот двухсотлетний почти-что-дворец. За все четыре года она не видела в нем ни одного современного стула, стола или шкафа из пластика и опилок. Только темное, массивное, настоящее, с ненавязчивой резьбой дерево. Все это объявлено памятником архитектуры, и сохраняется в мельчайших деталях. Меняются только ковры, защищающие от истирания старинный дубовый паркет. А вот каменные ступени лестниц не меняются – и видно, что они стерты по краям двухсотлетней ходьбой.
А больше всего нравился вестибюль.
Огромный, гулкий, в два высоченных здешних этажа, с бронзовыми люстрами на цепях, с балконом во всю стену – на который вели две широкие лестницы с чугунными перилами – он имел в своем интерьере деталь, на которую невозможно было не обратить внимание.
Часы.
Прямо напротив входных дверей, у стены. Напольные, в полтора человеческих роста. Такие же старинные, темно-деревянные, как и все в этом здании.
Часы с маятником.
И движение этого маятника с медным диском внизу – медленное из-за его невероятной по квартирным меркам длины – притягивало взгляд, и отпускало не сразу. Отчего-то, входя в вестибюль, она всегда сперва видела именно этот медленно движущийся маятник. И только потом – медный циферблат с черными римскими цифрами и черными острыми стрелками, похожими на шпили средневековых соборов.
Потому что из-за размера часов маятник находится на уровне глаз, а циферблат – выше? Потому, что она всегда приезжает заранее, сто раз смотрит время в дороге и знает, что не опаздывает?
Потому, что маятник намекает на какую-то тайну?
Словно говорит: я показываю то, что не знает, и никогда не узнает почти никто из людей. Показываю, почему движутся стрелки. Показываю, что движет временем. Ведь время – ты случайно узнала это, в отличие от большинства – не идет постоянно и равномерно. Оно может ускоряться и замедляться. Оно может быть разным в разных местах. Оно может даже исчезнуть. Что управляет временем – основой жизни? Смотри – я покажу тебе это…
Но сейчас она лишь мельком глянула на маятник и циферблат. Не его черные стрелки определяли победителя гонки, которую она только что провела.
Ей надо было прийти не вовремя, а первой.
Когда она попросила на вахте ключ от конференц-зала, ей его протянули.
Ура!
Она добилась того, к чему стремилась все утро! Она – первая!
Как всегда в минувшие четыре года…
Она поспешно прошла в конференц-зал. Куртка осталась в машине. Потому что если подниматься в свой кабинет, чтобы убрать куртку в шкаф, можно потерять драгоценную пару минут, которые определят победителя.
Столы в два ряда, и директорский стол во главе.
Правый ряд, четвертый стул. Правый – если смотреть от входной двери. Левый – если смотреть с места директора.
