На какое-то время воцарилось молчание и кроме звяканья приборов по посуде ничего не было слышно. Это одна из деталей, к которой нашу семью, так сказать, «приучила» я с детства. Если мы все вместе и пусть нам даже не о чем разговаривать, пусть лучше будет тишина, чем работающий телевизор или музыка. Чтобы никто не отвлекался друг от друга на сторонние шумы. Поначалу они ворчали на меня за это, но теперь привыкли. И, похоже, даже сами не против…
– Очень вкусные отбивные, мам. – я посчитала нужным отдать должное её кулинарным способностям, ведь отбивные были действительно объедение. – Ты приготовила по какому-то новому рецепту? Раньше я таких не пробовала.
– У меня получилось лишь жалкое подобие. – мама отвечала не отрывая взгляд от своей тарелки. – Это рецепт шеф-повара из ресторана «Ориентал», в который я, ты и Грэг идем завтра. Вот там-то ты попробуешь их во всей красе.
– Ого! – удивилась я. – А что за повод? Канун расторжения унии?
– Нет. – мама вскинула брови (явно дурной знак). – Мы идем на ужин с семьей Ларсенов, чтобы извиниться.
– Что!? – я кинула столовые приборы на стол и краешек фарфоровой тарелки откололся. – Мама, Марк не хочет со мной говорить, а я с ним тем более!
– Ты не понимаешь, что это за семья, Кира!
– Прекрасно понимаю! – фыркнула я. – Они спонсируют школу, спонсируют вашу газету, спонсируют всё что можно, чтобы все вокруг им лизали задницы и яблоко недалеко от яблони упало!
– Марк не виноват, что ты решила променять его на этого паршивого Гуревича! – мама перешла на истерический полукрик. – Моя дочь променяла семейство Ларсенов на еврея! Позор-то какой!
– Во-первых, с каких пор ты стала расистом? А во-вторых, – я наклонилась через стол поближе к матери. У меня стали наворачиваться слезы. – я уже тебе рассказывала, как всё было. А ты продолжаешь оправдывать человека, который оклеветал, оскорбил и ударил твою дочь. Я твой ребёнок, не он! Ты должна защищать меня, а не его!
Я продолжала смотреть на маму, но она была абсолютно уверена в своей правоте. Её взгляд так и говорил: «Ты сама не понимаешь, что говоришь, ненормальная!». Я пыталась разглядеть в них хоть каплю сочувствия, но…
– Дай знать, когда вспомнишь, кем я тебе прихожусь… – севшим от горечи голоса, выдавила из себя я и поднялась со своего места. – Спасибо за обед, я больше не голодна.
Мне больше не хотелось их видеть. Никого из них. Да, логично было бы злиться только на маму, ведь это с ней я ругалась, но ни Грэг, ни бабушка не вступились и не поддержали меня. От этого было обидней вдвойне. Поддержки мне ждать неоткуда.
Я поднялась в свою комнату и кинула рюкзак на кровать, а сама уселась за косметическим столиком и уставилась на себя в зеркало. Я за всю жизнь столько не плакала, сколько за последнюю неделю.
Раздался скрежет. Васат открыл дверь, которую я оставила приоткрытой, с другой стороны и уселся у моих ног, в непонимании, закинув голову на бок. Его уши ещё не стояли и забавно переваливались со стороны на сторону. Это вызвало у меня улыбку.
– Хороший мой… – я подняла его на руки и обняла.
Я была не права. Вот она, моя теплая, мохнатая и безумно милая поддержка.
