Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников - страница 32
Песня нужна была срочно – Колька поет ее в кадре, а слов все еще нет. Последний раз я видел Гену две недели назад, когда давали аванс. Он сказал, что завтра принесет слова – и исчез. И только сегодня, в день зарплаты, появился.
– Сочинил! «Я шагаю по Москве, как шагают по доске…»
– Громче! Не слышно.
Гена повторил громче. Вернее проорал.
Людная площадь, прохожие, а двое ненормальных кричат какую-то чушь – один с крыши, другой с тротуара.
Кадр из фильма «Я шагаю по Москве» (1963)
– Не пойдет. Это твои старые стихи – они на музыку не ложатся. Музыку помнишь?
– Помню.
– Если не сочинишь, никуда не пойдем.
– Сейчас… – Гена задумался.
– Можно снимать? – спросил я Юсова.
– Рано.
– Сочинил! – заорал снизу Гена: – «Я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу великий Тихий океан, и тундру, и тайгу…» Снимайте!
– Лучше «А я»!
– Что – а я?
– По мелодии лучше «А я иду, шагаю по Москве…»
– Хорошо! «А я иду, шагаю по Москве…» Снимайте! Мотор!
– Перед «А я» должно еще что-то быть! Еще куплет нужен.
Пока Юсов снимал, Гена придумал предыдущий куплет («Бывает все на свете хорошо. В чем дело, сразу не поймешь…») и последний («Над лодкой белый парус распущу. Пока не знаю где…»).
– Снято, – сказал Юсов.
Если бы съемки длились дольше, куплетов могло бы быть не три, а четыре или пять.
Песню приняли, но попросили заменить в последнем куплете слова «Над лодкой белый парус распущу. Пока не знаю где…».
– Что значит – «Пока не знаю где»? Что ваш герой – в Израиль собрался? или в США?
Заменили. Получилось «Пока не знаю с кем». «Совсем хорошо стало, – подумал я. – Не знает Колька, с кем он – с ЦРУ или с „Моссадом“…».
Почему Андрею так удалась эта песня? Думаю, потому, что он писал ее издалека. А живи он в Москве, у него бы так не получилось.
Ну а когда на студии под управлением Карена Хачатуряна записали к фильму вальс, то все музыканты встали, зааплодировали и поклонились Андрею. Я видел такое впервые. Вальс действительно получился шикарный! Когда мы снимали финальную сцену, я попросил фонограф, завел этот вальс и сказал актерам:
– Вы не танцуйте, конечно, но живите в этой музыке.
И все время, пока они прощались, о чем-то говорили, эта музыка звучала. Потом было озвучание со словами. А когда в фильме я подложил музыку, создалось полное впечатление, что она специально написана на сцену прощания в метро. Андрею это очень понравилось.
– А как, – спросил он, – они в этом ритме живут?
Я ему объяснил, что эта музыка звучала при съемке.
Когда мы с Андреем познакомились, он меня спросил: «Что ты хочешь?» Я ему объяснил: мне нужна хорошая, запоминающаяся мелодия. Если она у меня есть, я начинаю снимать картину. Я уже думаю, как бы снять так, чтобы эта мелодия была как бы позывным знаком фильма, если она того стоит. Я считаю, что мелодия должна быть обязательно. И он в конце концов со мной согласился.
К слову сказать, играл Андрей, представляя свою музыку, не ахти как. Не то, что многие другие композиторы, которые могут какую-то муть сочинить и преподнести ее как конфетку. Я им говорю: «Подождите, подождите! А можно левой рукой не играть? Я хочу послушать, мелодия есть какая-то или нет». И часто оказывается, что ничего там нет. А вот музыка Андрея отличается мелодической щедростью. И, в общем-то, в кино лучшая его вещь – это вальс к фильму «Берегись автомобиля», где очень запоминающуюся мелодию можно сыграть одним пальцем.