– Демон мой! Лучше бы я осталась с «Гарантом»! Черт! Черт его! – вспыхнула баронесса, сердито глядя в след уносящемуся эрмимобилю. – Пробить бы ему колеса! Урод еще! Ну почему ты не оставил хотя бы один остробой? Перед посадкой можно было бы уронить его в мусорник. Но до самого последнего момента оружие нужно!
– Именно поэтому, Элиз. Очень хорошо, что ты сейчас без оружия. Мы должны обязаны быть тихими и незаметными, пусть даже мокрыми с ног до головы, – я попытался улыбнуться, превращая случившееся в незначительный казус, обтер лицо, стряхнул влагу с куртки и добавил. – Я бы, дорогая, тоже многое что мог, но пока это придержу, – подумалось, что мне ничего не стоило бы превратить этот наглый «Харис» в полыхающую пламенем груду металла, но тогда вообще не факт, что мы смогли бы вылететь из Стокгольма.
Я заметил, что за последнее время Элизабет все чаще спорит со мной. Она перестает быть тем, совершенно послушным, мягким по отношению ко мне ангелочком. Например, недавно она возмущалась, что я слишком жестко обхожусь с Ленской: видите ли, не отвечаю на сообщения актрисы. В общем, миссис Барнс, став госпожой Стрельцовой, начала иногда проявлять строптивость. И такая перемена в ней меня радовала: Элиз должна быть собой, а не покорным продолжением моих желаний. Вот сейчас она высказала свое несогласие и уже у дверей в «Odin's Pier», взяла меня под руку, прижалась ко мне со всем свойственным ей теплом, будто извиняясь за недавнее несогласие.
– Если вимана на три сорок, то у нас будет много времени. Мое предложение в силе, Саш, – сказала моя чеширская кошечка, явно имея в виду намек в эрмимобиле.
– Нам бы вздремнуть хотя бы часик, – входя в здание воздушного порта, подал голос Бабский.
Здесь, в огромном зале с высоким сводом было пусто. Почти пусто. Возле робота-полотера стоял полицейский в потрепанной кожанке, не обращая на нас ни капли внимания. У кофейного автомата о чем-то спорили трое молодых длинноволосых шведов. В кресле похрапывал седой старик в очках, уронив газету.
– Наташ, возьми билеты, – попросил я, когда мы поднялись на второй этаж, где под рекламным щитом тускло светились окошки касс европейских линий.
– Как прикажите, господин корнет, – с некоторым недовольством отозвалась Бондарева.
– Что за обиды? Ты же менталист, может потребоваться там ментальное влияние. И я мокрый, грязный – подойти в таком виде, означает привлечь лишнее внимание, – пояснил я.
Штабс-капитан взяла деньги из моей руки и молча направилась в сторону касс.
– Она ревнует тебя ко мне, – с улыбкой сказала Элизабет, когда Алексей отошел вместе с сумками и устроился на диване. – Наташа слышала, что я сказала в машине. Наверное поэтому.
– Нет, Элиз, она просто капризная дамочка. Не то что, ты, – я не спешил отойти к ряду диванов, где можно было удобно расположиться. При покупке билетов могло пойти что-то не так, поэтому я не сводил глаз с Бондаревой. А для Стрельцовой пояснил: – А еще она тихонько злится, что вынуждена мне подчиняться, ведь прежде я был в ее подразделении, правда лишь числился там и длилось это недолго. Все равно, эта перестановка ее задела.
– Она красивая. Хочешь ее? Сильно хочешь, да? – англичанка прищурилась.
– Да! – выдохнул я, с таким желанием, будто от моего «да» сейчас зависели дальнейшие отношения с обольстительной менталистской.
– И как тебе помочь? Хочешь, когда мы с ней чуть сблизимся, расскажу, как ты хорош в постели? – Элизабет рассмеялась, давая понять, что это шутка, и потом добавила: – Может потом придумаю что-нибудь.
