– Эта та девушка, – до боли знакомый мужской голос и меня чьи-то руки посадили на песок.
– Открой глаза, – звучало без акцента на русском языке.
Когда открыла то встретилась с ним глазами. То ли от страха, то ли от шока не могла разглядеть цвет глаз и тут же их снова закрыла.
– Страх – это хорошо, особенно для женщин.
Мои губы задрожали, я кусала их до боли, лишь бы отвлечься, но выходило не очень.
– Открой глаза. Больше повторять не стану, – меня вынудили.
– Тронул? – я не сразу поняла о чем меня спрашивают, пока мой будущий палач не пощекотал мои нервы, опуская свои глаза на разорванную рубашку на груди.
Мне стало стыдно, ведь никто из мужчин не видел меня полураздетую.
Если я отвечу, что не трогал никто и никогда, меня пощадят или наоборот воспользуются?
– Шармут здесь тра*ают, обхаживают сотни грязных мужиков, – он как будто мои мысли прочитал, давая ответ.
– Никто и никогда не..
И слезы снова покатились. Что за вопросы у них?
– Я домой хочу. Я к маме с папой хочу, – заплакала, надеясь на доброту.
– Тогда, добро пожаловать! – и я обратила внимания на другого мужчину. Это был Рамиль, человек Эмира.
Вот значит кому меня продали, тому обезумевшему шейху.
Мне развязали руки, освободили ноги от цепей и даже дали воды, только и трех жадных глотков не успела сделать, как тот, кого я теперь больше всего боялась, выхватил флягу из моих рук.
– В пустыни самое бесценное – вода. И ты, даже капли ее не стоишь, чтоб так жадно пить, – закрыл и передал Рамилю, а после кинул мне в ноги на песок, кусок сухаря, приказывая, – Теперь ешь, дорога до Каира нелегкий путь.
Со мной так никто и никогда не обращался, есть с земли самое унизительное, что я услышала от араба.
– Я не стану есть с земли. Я человек, а не животное, – знала, что не убьют, ведь для самого Эмира меня сюда привезли, – Это вам здесь всем свойственно дикарями есть с земли, – о своей дерзость я пожалела сразу же, но лучше пусть умру от пыток, чем останусь старику.
Араб схватил меня своей пятерней и больно сжал подбородок, зарычав уже на арабском:
– Ты отказалась от своего завтрака, а ужин ещё не скоро. Я думал ты не глупая, а ты оказалась идиоткой!
– Мне больно, – всхлипнула я.
Он отпустил, наверное, от его огромных шершавых лап у меня останутся синяки.
– Это не боль, девочка. Вот им больно было, а тебе повезло, – Рамиль указал рукой на окровавленных девушек, которые до сих пор лежали не сводя ног и стонали. Как оказалось не все, одна лежала с заплаканным лицом и закрытыми веками, она совсем не дышала. Ветер трепал ее русый волос, а я мысленно с ней прощалась. На вид она младше меня, худенькая и маленькая. За что так с ними? Меня поразил этот ужас и я сама того не поняла, как опустилась на колени и стала быстро раскачиваться вперед и назад.
– Мамочка.. Мамочка..
Меня душили слезы, горло сдавливало невидимым жгутом, ведь в мире этих чудовищ нет места состраданию и сочувствия. Я уже поняла, что силой здесь принуждает и отбирают самое ценное у женщин. Вокруг пустыня, я одна со своей невинностью, глупостью и наивностью, потому что была бы я серьёзней к некоторым вещам, то не попалась бы в лапы этим животным.
Я слышала, как Рамиль за спиной говорил, что меня везли в Каир для Шейха, а остальных купили для местных и то, что на нас напали бродячие без какого-то либо титула арабы.
– Бахти, что с ними прикажешь делать?
– А ты не знаешь, что в таком случае делают?
