Василиса Премудрая и Баба-яга - страница 18

Отворилась дубовая створка, выглянула женщина наружу да осмотрелась придирчиво. Никого не нашла и вернулась к спящему мужу.

Выдохнула девица, расслабилась, сошло с неё за миг десять потов! Толкнула она легонько Марусю в наказание да вновь приникла к двери.

– Кивни на прощание, друг мой сердечный, скажи, что мысль мою одобряешь... – всхлипнула мачеха. – Мы же и кур больных закалываем, и поросят хилых режем...

А Василиса разозлилась пуще бешеной лисицы, вьюга в ней завыла настоящая, северная, увидела она, с кем батюшка ложе делил, да ужаснулась. Бежать от Забавы надо. От дома её богатого, от речей её сладких, что смрадом отдают.

– Что это ты тут делаешь? – раздался за спиной довольный голосок Любавы.

Не ответила девица, только сжала кулачки.

Выскочила из горницы мачеха, вскинула глаза за старшую дочь, а затем на падчерицу и упёрла руки в бока.

– Она под дверью торчала, мама. Не иначе как подслушивала! – с удовольствием сдала Василису Любава и ехидно улыбнулась.

– Какие новости услыхала? – опасно надвинулась мачеха.

– Я хотела спросить... пироги с чем делать? – пролепетала падчерица.

– Что же раньше об этом не спрашивала?

– Думала, вам с квашенной капустой нравятся...

– А нынче что ж, раздумала? – прошипела Забава и до того близко подошла к Василисе, что та в ужасе втиснулась в угол.

– Я... Я...

– Брось её, мама, – зевнула Любава. – Руки об неё пачкать!

Кивнула коротко мачеха падчерице и та мигом бросилась на кухню. А две купчихи, старая и малая, сошлись ближе к двери и зашептались.

– Ишь ты, врать научилась! Про пироги с капустой вспомнила! – понизила голос Забава.

– Она важное что услыхала?

– Важное да не очень!

– Тогда отчего ты так беспокоишься, матушка?

– Оттого, что теперь придётся от двоих избавиться.

7. Глава 7. Битва с кикиморой

Хлопнула дверь избы, скривилась недовольно Баба-яга да продолжает смотреть на котёл. А тот паром пыхтит, ароматом Алёшки пахнет, шипит да пенится. Запустила деревянную ложку старуха в варево, достала разрубленный кусочек мальчика, подула и отправила в жадный рот. Чёрные зубы в мясо вцепились, язык слюной покрывается, по телу блаженство разливается. Задрожала Баба-яга от удовольствия, застонала да принялась пританцовывать на месте. Ишь ты, Алёшка вкусный какой оказался, и не скажешь, что кожа да кости!

Помешала ложкой в котле старуха и заглянула в кипящий бульон. То травка какая покажется, то пахучая веточка проплывёт, а то и косточка раздробленная попадётся. Надо же, экая девка смелая попалась – и отваром напоила, и ножом зарезала, и лучшие куски отобрала. А куда ж остальное дела?

Заходила Баба-яга по избе, расшугала маленьких пауков, и только филин злобным глазом вниз косит.

– Где? Где Алёшкины кости? – проскрипел железом голос.

– У-ху! – подсказала мудрая птица.

Выскочила старуха на улицу, а там солнце на небушке светит, ярким лучом её слепит да забор костями гремит. Крутятся в глазницах тусклые угольки, клацают зубы, дрожат серые черепа. Смотрит Баба-яга, а неподалёку подкоп – зарыла девица останки, отдала вкуснятину мёртвым вместо того, чтоб ей кушанье дивное приготовить. Захватила злоба старуху, как пнёт она по забору, как застонут косточки древние да как затихнет вспугнутый лес!

Бросилась Баба-яга к водице, развела кривыми пальцами листву палую, уцепилась за мшистые бока корыта. Нагнулась старуха, закряхтела да заглянула на дно. Долго стояла она, слушала да наблюдала, затем оторвалась от созерцания, затряслась, побледнела от бешенства да как разразится свистом пронзительным! Избушка встрепенулась, от веток отряхнулась и вскочила на куриные ноги. Те землю, будто бык, разгребают, когтями в почву гнилую впиваются, точно в лютый бой собираются!