Войдя внутрь, я словно оказался в прошлом. Здесь всё было каким-то старым, точнее старинным. От каждой вещицы исходила какая-то приятная, тёплая энергетика. Её хотелось взять в руки, крутить и вертеть, долго рассматривая. В доме было прибрано и уютно. На подоконнике стояли горшки с геранью, занавески на окнах были белыми и кружевными. В воздухе витал аромат свежеиспечённого хлеба. Мне почему-то захотелось остаться здесь надолго. Мы прошли через гостиную и попали в небольшую комнату, где на чистой кровати, на больших и расписных подушках под одеялом лежала бабушка. Над головой в углу стояла икона и ещё одна, поменьше, на столе, а рядом догорала свеча.
Увидев нашу делегацию, она заулыбалась и слегка приподнялась. Отец тут же поправил ей подушку.
– Не подходи, Степан, заболеешь ещё, – строго произнесла она.
– Ничего, мам, я сильный и здоровый! А заболею, справлюсь, – улыбнулся он.
– Олечка, давно не виделись. Ой, Васенька…, – увидев меня, глаза бабушки засияли. Она даже решилась сесть на кровать, – … а ну, подь суды! Да не бойся… ты хоть и худущий, видать, родители не кормют вовсе… – она с укором посмотрела на отца и маму, – …но здоровье у тебя богатырское, не то, что у твоего отца. Ты же на прадеда похож, а тот аж до девяноста семи лет дожил! – она протянула руки, а я с какой-то нескончаемой радостью упал в эти объятие.
Конечно, я любил маму и папу, но бабуленька была какой-то другой. Она словно была белым и пушистым облаком, в которое хотелось падать и падать. А ещё ты точно знал, что при любых обстоятельствах оно тебя удержит. Она всегда давала мудрые советы и отвечала на любые вопросы, словно доставала ответы из волшебного сундука.
– Бабушка, ты такая худая стала, наверно плохо ешь? – обеспокоенно проговорил я.
Она по-доброму засмеялась:
– А чего мне толстой то быть? Хозяйство большое, бегаешь туды-сюды рассиживаться некогда, поела и снова за работу. Вот приехали, дак помогать будете, пока на ноги не встану, – сказала она, оглядев всех нас.
– Конечно, мама! – ответила мама.
– Ну, раз всё нормально, Дусь, пойду я, а то уж и спать пора ложиться, – проговорила баба Нюра.
– Конечно иди! Давно уж гоню эту бабку, а она как приросла ко мне. Не уйду, говорит, пока родня не приедет, вдруг помрёшь. А я ещё тебя, Нюрка, переживу, слышишь? – крикнула в след бабе Нюре.
– Переживёшь, конечно, переживёшь… – отозвалась у порога подруга.
Вечер мы провели в тёплой и семейной обстановке. Пока родители готовили ужин, я сидел с бабушкой и разговаривал обо всём. Я не видел её год, но нам казалось, что времени пролетело больше. Она расспрашивала про учёбу, практику, про Костю. Есть ли у меня девушка, какие у меня отношения с родителями.
На семейном совете решили всё-таки свозить её в больницу, чтобы проверить лёгкие, но везти решили ранним утром. Я оставался на хозяйстве.
– Слышишь, Васёк ты не раскисай! Хозяйство хоть и большое, но ухаживать за ним не сложно. Корову подоит Нюрка, молочко оставит в хлеву, а ты занесёшь его домой. Выпить кружку молока не забудь. Силы то нужны будут. А потом вон той марлечкой и прикроешь. Поросят, покормишь из железного ведра, что стоит у хлева. Они едят всё: очистки от картошки, и хлеб сухой, если в воде размочишь… всеядные они. Кур покормишь из мешка, он стоит рядом с курятником….
Бабушка медленно перечисляла все дела по хозяйству. Я сидел, слушал и боялся пропустить. В какой-то момент хотел записать в телефон заметку, а она стукнула по нему рукой и сказала:
