Честно говоря, я ждал увидеть ее собирающей вещи примерно через пару минут после того, как она увидит кучи конского дерьма и откажется их убирать, сославшись на маникюр и оскорбление чувств прекрасного. Но её до сих пор нет.
Может, свалила по-английски?
Вряд ли. В таком случае, она прихватила бы с собой своего пердушонка, который не знает, как и с чего дотянуться, чтобы присунуть Найде, которая с нескрываемым наслаждением отпинывает его задней лапой.
Может, девчонка сознанку потеряла от запашка? Тоже вряд ли. Банзай бы мне сообщил.
Ладно. Подождём еще немного.
Присев на ступеньку крыльца, я вытянул ноги, почувствовав, как они начали «гудеть» - привычная мелодия конца любого рабочего дня.
Рядом с ногами растянулась Найда, выпустив усталый выдох, чем-то схожий с моим. Рядом с ней, не зная, как лучше подойти – задом или передом – попытался устроиться мелкий выпердыш, и тут переполнился ревностью, когда я погладил только Найду.
- Отвали. Я тебя не знаю, - мягко оттолкнул я его приплюснутую морду, но затем, когда уставился мне в самую душу своими выпученными, будто искусственными глазами, я немного сжалился и похлопал его по макушке, надеясь на то, что сотрясения у него не будет. А-то он и так какой-то малясь ёбнутый. Что-то суетит, бегает, прыгает, тявкает, хрюкает. Мы с Найдой за это время успеваем лишь пару раз моргнуть.
Наконец, когда выпердыш смог устроиться недалеко от Найды, на горизонте показалась его хозяйка. И если еще сегодня днём, уходя в конюшни, они выглядела достаточно живенько и бодро в своем обтягивающем костюме аквалангиста, то сейчас она едва несла себя к моему дворе.
Помятая, в грязных разводах на одежде, на лбу черкаш.
Длинная еще аккуратная русая коса днём, сейчас походила на потрепанный жизнью и временем канат. Напускной взгляд тупоголовой Барби потух и был уставлен в землю под ногами, на которых не было обуви, потому что несла она ее в опущенной руке.
Слегка подняв голову, вероятно, чтобы убедиться, что она правильно пришла, Василиса встретилась со мной взглядом и стала еще хмурнее.
Открыла калитку, вошла во двор и вяло улыбнулась встретившему ее всем трясущимся телом пердушонку. Подошла к крыльцу и, поняв, что меня не так-то просто будет обойти, сухо выронила:
- Дайте пройти.
- Э, нет, - качнул я головой. – Ты себя видела? На тебе килограммов пять конского дерьма осталось. Я тебя такую в свой дом не пущу.
- И что мне делать? На улице ночевать теперь? – воззрилась она на меня озлобленно. Того и гляди, ударит по харе своими говнотопами. – Дайте хоть помыться.
- Да кто тебе не дает? – усмехнулся я. – Дуй за дом в летний душ. Кабинка с бочкой наверху. Потом, может быть, и в дом тебя впущу.
- А полотенца? А шампунь? А гель для душа? Я, по-вашему, листом лопуха должна помыться? – стреляла она в меня вопросами и выглядела при этом как мегера. Кажется, конское дерьмо отлично убивает тупую Барби. Ну, или актерские способности.
- Я вынесу тебе всё это. И лист лопуха, - сказал я кивком головы указал ей направление. – Иди пока. А-то от вони уже глаза режет.
Собрав пухлые губы в тонкую нитку, девчонка бросила передо мной свои грязные кроссовки:
- Сожгите их, - выронила она небрежно и босиком пошлёпала за дом.
Не стал пока трогать кроссовки – их начал жевать мопс.
Поднялся в свою комнату, нашёл в шкафу полотенце, более-менее подходящее девице, затем, подумав, взял еще и второе. На голову ведь ей тоже нужно будет что-то намотать.
