Со вчерашнего дня Зуркаст никак не выходил у него из головы. Это ж надо было так вляпаться! Даже учитывая свои прежние заслуги и дружбу с Мантаги, трудно было рассчитывать на его понимание и поддержку. Как говорится: дружба – дружбой, а служба – службой. Рисковать своей репутацией и карьерой из-за какого-то недоразумения Грэмбару вовсе не хотелось, и он снова принялся анализировать ситуацию. В итоге вариант с исчезновением Зуркаста показался ему наиболее предпочтительным. Но Грэмбар прекрасно понимал и то, что в лице Зуркаста он имеет сильного и коварного соперника – и так просто ему не удастся избавиться от него. Продолжать держать его в изоляторе становилось уже опасно, так как бдительные охранники запросто могли начать интересоваться арестантом, и тогда вся правда о появлении двойника всплыла бы наружу. Этого Грэмбар допустить не мог! Его размышления прервал стук, и в приоткрытой двери показалась голова Эдуанса.
– Доброе утро, Грэм! – как всегда радостно поприветствовал его главный художник.
– Доброе! Заходи! – пригласил Грэмбар.
Эдуанс вошёл и направился к столу, за которым расположился его старый приятель.
– Присаживайся, Эд. Как дела? – дежурно поинтересовался Грэмбар.
– Да какие там дела? Всё как обычно – рисую лица и ставлю новичков на ноги! – ответил Эдуанс, садясь на стул. Тут он как-то странно оглянулся на дверь, после чего наклонился поближе к Грэмбару и уже тихонько произнёс:
– Я чего зашёл-то? Прохожу сейчас мимо охранников и слышу, как они между собой обсуждают какую-то вчерашнюю историю про одного новичка, который плохо себя вёл и угодил в изолятор. Ты, случайно, не в курсе, что там произошло?
Грэмбар насторожился.
– Вот-вот и я, Грэм, признаться, впервые слышу о таком. Обычно же у нас в изолятор помещают тех новичков, которых ты не успел принять за день, так? Ну, помнишь, вчера, сколько их свалилось на нашу голову, и ты до самого позднего вечера разбирался с ними. Я-то раньше ушёл, как только увидел фиолетовое сияние Великих Ножниц. Всё, значит, конец работе, больше они сегодня резать не будут. Не знаю, что на них вчера нашло – режут и режут, режут и режут! Главное, сияние от них во время работы такое яркое, зелёное-зелёное! Я никогда их такими раньше не видел. Рабочие аж в две смены вчера крутили ленту и еле-еле успевали подносить бумагу из дальнего склада. Такая суматоха! Грэм, а сколько их там получилось всего?
– Семьдесят семь. Нет, погоди, сейчас вспомню – семьдесят шесть, кажется. Да, точно – семьдесят шесть! – чуть было не проговорился Грэмбар. – Я ночью отправил Эрайкану результат и сообщил о семидесяти шести новичках.
– А в изоляторе сейчас не тот ли шустрый малый? – поинтересовался Эдуанс.
– Какой малый?
– Знаешь, вчера появился один необычный новичок, который с ходу начал со мной разговаривать, да так, как будто всю жизнь рта не закрывал. Весёлый такой! Мало того, он ещё и соображал слишком быстро! Только вот знаешь, Грэм, мне почему-то показалось, что был он тяжелее других. Ну, в смысле, весил он, как два новичка.
Последнюю фразу Эдуанс произнёс как-то особенно. Моментально поняв, что Эд цепко держит эту деталь в своей памяти, Грэмбар тут же поспешил сменить тему.
– Тебе показалось, Эд. Видел я его – новичок как новичок, хотя, действительно, на редкость, разговорчивый.
– А как ты его назвал? – спросил Эдуанс.
– Авистэй.
– Авистэй, значит… – задумчиво повторил Эд. – Красивое имя.
