— Ты уже почти спишь, парень… Храни тебя Отец Глубин. Легких снов, Оли.
— Ммм… — сказал я и вспомнил, что упустил в своих рассказах. Аж подскочил на кровати. — Булгуня! Булгуню посадили в наказание в подвал! Там у них комната наказаний. Так он из-за стены чей-то взгляд видел, представляешь? — спросил я.
— В подвале? — переспросил дядька. Он почесал макушку, словно что-то вспоминая. Новость не показалась ему забавной, и дядька о чем-то крепко задумался. А может, мне это уже приснилось? Уснул я мгновенно, едва только лег обратно и прикрыл глаза.
Встал засветло вместе с домочадцами и до построения успел потренироваться. Слово дал — держись! Время поединка с Милиаром неумолимо приближалось, поэтому Фиддал продолжал приходить по утрам. Это и немудрено — Кайхур с Хиндой по-прежнему звонко лаяли, приветствуя друг друга. Эдак они и Бареана будут будить — ведь он стал последним жильцом в уютном здании на трех хозяев. А наши друзья — оставшиеся почетные ученики — заняли ближайший к нам гостевой дом. Так что стоит открыть неприметную дверцу на заднем дворе, пересечь живую изгородь — и окажешься в гостях у приятелей. Удобно!
А вот к нам посетители на утренние тренировки-схватки теперь не приходили. У Либурха забот заметно прибавилось, и времени на утренние посиделки не оставалось. Тумма забежал недавно, рассказал тайком все, что вспомнил о дваждырожденных, и больше не появлялся.
Но мы не скучали — Остах гонял братьев, мы с Федей разминались вместе с Пелепом. Отрабатывали подножки и подсечки, броски через бедро — все, что я смог вспомнить. Многое всплыло после того, как Либурх принес пожелтевший пергамент с корявыми рисунками. На них схематически изображались человечки, выполняющие приемы борьбы.
После тренировки мы плюхнулись в фонтан, наскоро растерлись, а затем наперегонки понеслись с Фиддалом на плац перед корпусом. Невозмутимый комендант поглядывал на помощников, которые крутились около солнечного гномона и отбивали колоколом время. Вначале били три удара, потом два, а перед самым построением раздавался резкий, как точка в конце предложения, удар колокола. Те, кто приходил после него, считались опоздавшими и лишались завтрака. Из нас, «почетных учеников», не опаздывал никто. А вот многие местные построение и завтрак пропускали. Такое положение вещей коменданта, мягко говоря, не устраивало. Но его власти за пределами школы недоставало, чтобы прижучить сынков влиятельных родителей. А вот для нас с Фиддалом опоздание смерти подобно. После утренней отработки борцовских приемов мы были голодны настолько, что за завтрак могли и прибить. Прибить и съесть.
— Понимаешь, — шепнул Федя, — отец велел каждый выходной домой возвращаться. А то мама недовольна будет. Ты же сам слышал, если комендант разрешение не подпишет — то из ворот имения без этой бумаги не выпустят! А если я хоть раз опоздаю или попадусь еще на чем-нибудь — то он бумагу ни в жизнь не подпишет. Вот я вчера с вами к Булгуне в подвал и не пошел. Я не трус, понимаешь?
— Понимаю, — ответил я. — У нас в горах так говорят: веревка крепка повивкой, а человек — родными. Семья — это очень важно. Я понимаю, Федя.
— Вот, — повеселел Фиддал. И спросил: — Сегодня же очередь Юрки в комнате наказаний сидеть? К нему тоже пойдете?
— Вряд ли, — покачал головой я. — Это Булгуню ни за что посадили…
К нам подбежали приятели. Колокол пробил два раза.
