Вчерашний вечер, утро, день - страница 6

Пришел минут за десять, отглаженный-отутюженный, привлекательный, в рубахе белой, шляпа с заломом. Ближе подойдешь – красавец, но ближе нельзя: одеколон «Цветочный» не подпущает. Полфлакона распределил во все места плюс глоточек. Чувство воспылали, вот и не пожалел. Мог и целый выплеснуть, да на другой раз рассчитывал. Еще бы – со славной девушкой познакомился. Ее так и звали – Слава. Странно немного: как бы мужское имя в основном, но красиво, с изюминкой. А вот и она показалась в светлом, почти белом платье. Легкая, загорелая, фигурка девичья. Ближе подошла. Николай Иванович в глаза ей посмотрел, чуть не утонул в глубине серо-голубой. Разговор зацепился. За словом словечко – и заструился ручейками, из любви и молодости проистекающими. Так вечер и пролетел, подтверждая: счастливые часов…

Расстались в Славиной парадной. Она села в лифт, нажала кнопку пятого этажа и, помахав напоследок, улетела вверх светлым ангелом.

Парадная старинного дома светлая и чистая. На стене – доска для информации. На доске – список жильцов с отметками о каких-то выплатах и дежурствах. Пятый этаж представлен двумя квартирами во главе двух очень ответственных квартиросъемщиков. Один Шацкий Шмуэль, другой доктор Партинзон. Все уплачено, все отдежурено. Все в порядке?

Николай Иванович выскочил на улицу озадаченный, варианты перебирая. Как ни положи, как ни посмотри – все не то получается. С одной стороны, «любовь нагрянула внезапно». С другой, Шмулик с этим доктором – как его? – Партинзоном. Что делать, самому Богу известно. Хотя, постой, и «наместники» на Земле ведать могут. Поехал к отцу, Ивану Степановичу. Иван Степанович сына любил, чем мог, помогал: то деньгами, то советом, а то и знакомством невредным. В данной «неразрешимой» ситуации оказалось все до трагизма просто. Мать Коленьки умерла через месяц после родов. Отец много о ней не рассказывал. Говорил только: «Молодой была, красивой красотой необычной». Плакал и показывал две фотографии смеющейся девчонки с короткой стрижкой… Выслушав же сына, Иван Степанович почему-то ухмыльнулся и сказал:

– Судьба кренделя выкручивает. Твоя мать Женя тоже еврейкой была. Так что ты по одним законам русский, по другим – настоящий еврей. Можешь гордиться. Чем захочешь, тем и гордись.

Насчет гордости Николай удивился. Чем гордиться? Позорным пятном в биографии?

Ночь. Сон. Загадки сплошные в голове ворочаются. Проснулся утром – другой, со своей маленькой большой тайной.

Встречи-свидания со Славой продолжались. Говорили обо всем, что волновало. Жизненные коллизии, книги, фильмы, спектакли обсуждались весело и критически. У Славы склад ума и, если хотите, подход к жизни требовали постоянно подмечать и подхихикивать. Над чем? Было, и еще как было. Так что Николай только успевал улавливать ее быструю изощренную мысль.

Любовь-привязанность разгоралась, превращаясь в любовь-страсть и заполняя все существо Николая одним желанием – быть вместе. Поехал знакомиться с родителями. А кто родители? Шацкие. Шмуэль и Ева. Квартира отдельная, обставленная старинной мебелью. Все чисто, солидно и загадочно. Не квартира – филиал музея. Шацкий – адвокат и коллекционер художественных ценностей. Нет, не все гладко: «свое отсидел», помучился, ну а сейчас в порядке – практика известная, связи. Супруга – красавица-умница. Дочь? Нет слов, какая дочь. И вот на все это благополучие сваливается Николай Иванович со своим «одеколоном», рабочей закалкой и непонятным происхождением. Достаток вообще молчит от скромности. Не с ходу, со временем, удалось Николаю показать свою плюсы, а на заключительный этап был приглашен сам Иван Степаныч. Приехал в костюмной тройке, с золотыми часами и орденом Красной звезды. После чаепития из трофейного (мейсенского) сервиза заперлись Шмуэль с Иваном в кабинете да все и обговорили-порешили, быть тому – точка.