Горжусь… А сердце все болит…
А когда я уйду, то за мной не придет ангелочек:
Кто такой я и чем заслужил в скорбный путь красоту?
Словно чачи стакан, мне ударят жестоко по почкам,
И под белые ручки меня понесут в высоту.
И внизу будут таять дороги, машины и люди…
Я себе прошепчу, что «вот завтра то точно начну»…
А потом ошалею от факта, что «завтра» не будет…
И скорее всего что-то матерное прокричу.
А потом у котлов, ощущая щекой жар горючий,
Так по-русски рванусь, когда нечего больше терять,
Чтоб по полной использовать этот, мне выпавший, случай,
Чтоб успеть хоть двоим напоследок по рожам вписать.
Рассмеются в лицо, пороняют поленья от смеха,
Гнусный хохот цунами пойдет по верхам и низам.
И на хохот и вой, отраженные медью и эхом,
Заглянет на секунду Господь, посмотреть, что за гам.
И уже над плитой, но зацепит за душу мизинцем
И возьмет в небеса и посадит вдали, у ворот.
Кто такой я, чтоб видеть горящие святостью лица?
Но от мук – за дурацкую храбрость мою – сбережет…
Там и буду сидеть, у ворот, между адом и раем.
Со следами от слез, одиноким, согбенным, седым.
Все что я начудил, нагрешил, по кускам вспоминая
И молясь за Господень мизинец, что спас от беды.
Павлику
Несмотря на дела и года,
Ты всегда остаешься богат,
Если есть у тебя старший брат.
Он не только по крови – родной.
Если радость и если беда,
Он с тобою разделит всегда,
И пусть злишь ты его иногда,
Остается по жизни с тобой.
Это тот, с кем когда то играл,
Кто прогулы твои прикрывал,
Тот, кто сопли тебе вытирал,
Жар парной с тобой пивом тушил.
Ты ему, как себе, не соврешь.
Он другой, но, конечно, похож.
Ты отца в нем и мать узнаешь.
И себя в нем – по родству души.
Плеснуть в бокал слегка вина
Да сразу осушить до дна.
И не покрышки и ни дна —
Лишь сладость плюс хмельной задор.
Присядем рядышком вдвоем
И по второму подольем,
Тоску веревочкой завьем,
Начнем неспешный разговор.
О том, что дни бегут-спешат,
С ремонтом надо все ж решать,
По маме так болит душа
И дорожает адски – жить.
Что сыну надо бы помочь,
Что на дворе почти пол ночь,
А мы глоток еще не прочь
С тобою вдвоем испить.
Но вот вино уже горчит,
И сердце такт не в такт стучит,
Давай наверно помолчим,
Да подольем как раз.
Лозе спасибо за вино,
Тебе – что ты со мной давно.
А что нам дальше суждено —
Зависит не от нас.
Снова осень с погодой изменчивой.
Я таких видел больше пол ста.
Делать нечего —
Дождь до вечера.
И вообще что-то я устал.
В доме холодно, да не топлено.
Свитер толстый натер до слез.
Как утопленник,
Цветом точно то,
Час в окно смотрю, как примерз.
Проводил вчера журавлиный клин
Да домой вернулся с тоской.
Был бы рядом друг,
Или близких круг —
Ну а так – на кухне пустой.
На столе еда, да початый штоф
Даже рюмочка не бодрит.
Полумрак от штор,
Скатерти узор.
Повседневный, привычный вид.
Проорал куплет – полегчало чуть,
Проорал второй -отлегло,
Отступает муть,
Распирает грудь
Старой песнью той, удалой.
Деды-прадеды, регент с клиросом,
Теперь вместе поют со мной.
Крылья выросли,
Мысли вынесли
Из тоски да вверх над землей.
Докричал – допел про вечерний звон.
Да налил – за предков – до дна.
Им земной поклон.
Да спокойный сон…
Ну а осень – пройдет и она.
Я без похмелия злой по утрам.
Средние пальцы сую зеркалам.
Оттуда смотрит седой мужик.
Еще и помятый.
Это заговор и скандал.
Я по утрам другого встречал.
За эти годы к другому привык.
И мне не понятно
Где потерялся тот, молодой?
Почему и за что такое со мной?
Череп блестит и слепит глаза.
