Я опустилась в массивное кресло во главе стола, обитое бархатом цвета спелой вишни. Резные ножки в виде львиных лап скрежетнули по дубовым половицам, когда я придвинулась к столу. "Почувствуй себя важной птицей", – едко подумала я, окидывая взглядом строй пустых стульев по бокам. Даже эхо моих шагов звучало здесь неестественно гулко, будто старый замок тихонько насмехался над моим одиночеством.
Слуги в синих ливреях с гербом Лортаев стояли вдоль стен, застыв в почтительных позах. Только дрожание пламени в их подсвечниках выдавало, что это живые люди, а не часть интерьера. Один из них, веснушчатый мальчишка лет четырнадцати, едва сдерживал зевоту – его ресницы трепетали, как крылья мотылька, а пальцы нервно перебирали швы на ливрее. Видимо, бедняга стоял на посту уже несколько часов, мечтая о своей соломенной постели на чердаке.
На белоснежной скатерти, расшитой серебряными нитями в виде виноградных лоз, уже стояли фаянсовые блюда с ужином: прозрачный бульон с плавающими веточками укропа, запеченная утка с румяными яблоками, картофельное пюре, украшенное кудрявой петрушкой. В центре стола красовался расписной глиняный кувшин с сидром – его сладковатый аромат смешивался с запахом свежеиспеченного хлеба. Живи здесь кто-то из мужчин, на столе непременно стояло бы что-то покрепче – можжевеловая настойка или терпкое игристое из южных провинций. Но я, земная трезвенница, предпочитала слабый сидр, который здесь больше напоминал яблочный компот, хотя от первого же глотка щипало язык и горло.
И все это великолепие – для меня одной. Слуги молча наблюдали, как я ковыряю серебряной вилкой в утке, отделяя куски мяса, которые тут же покрывались белесой пленкой остывшего жира. Нет, я прекрасно понимала – недоеденное достанется прислуге. Повариха Анна, краснолицая и вечно вспотевшая, позже соберет объедки в глиняный горшок, чтобы накормить кухонных мальчишек, чьи впалые животы урчали громче старинных часов в бальном зале. Но от этого зрелище одинокого пиршества казалось еще более нелепым – как каприз ребенка, требующего целый торт, чтобы потом откусить один кусочек.
Я ела механически, почти не ощущая вкуса. Утка казалась безвкусной ватой, бульон – просто теплой водой. Лишь петрушка хрустела на зубах, напоминая, что это не сон. Вскоре я поднялась из-за стола, оставив почти полную тарелку. Поднимаясь по винтовой лестнице в спальню, я вызвала служанку – рыжеволосую Марису, полноватую девушку с бледной кожей и родинкой над губой, которая всегда молчала, будто дала обет молчания.
Сон настиг меня мгновенно, едва голова коснулась пуховой подушки. И, как обычно, мне снилась Земля. Только теперь я была там призраком – пыталась взять свой телефон с офисного стола, но пальцы проходили сквозь стеклянный экран, а коллеги, смеясь, обсуждали мое "внезапное увольнение" за кем-то спиной. Просыпалась я всегда с тягостным чувством, будто забыла что-то очень важное. Что именно – оставалось загадкой. Может, ключи от квартиры? Или пароль от банковского приложения? А может, и вовсе – саму себя…
Утро началось с нежданных гостей. Едва я успела закончить утренний туалет и принять чашку ароматного чая с мятой в будуаре, как дворецкий почтительно доложил о приезде двоюродной тетушки – Жаррасы горт Оларийской, супруги малоземельного баронета Партанаса горт Орарийского. Она ворвалась в замок подобно осеннему шквалу – в платье из поношенного шелка с выцветшими розами на подоле и шалью из дешевого кашемира, которая лишь подчеркивала потертости на рукавах. Её волосы, седеющие у висков неравномерными прядями, были стянуты в тугой узел на затылке – эта прическа, скорее, напоминала попытку скрыть бедность, чем следование моде.
