«Запах сильный, – сообщил пёс. – Лужи пахнут».
«Лужами» в его понимании были и следы от дождя, и биомасса от исчезнувших артефактов. И то, и то он старательно обходил стороной.
– Дожди идут, вот и пахнут, – сказал я ему.
«Плохо пахнут, – настаивал пёс. – Тухло пахнут».
Я связался с Володей и сообщил ему эти сведения.
– Собачий нос не обманешь, – ответил он. – Регистрируем концентрацию сероводорода в биомассе. Клон уже извлекли.
– И как он?
– А без изменений. Похоже, что свой порог обратимости он прошёл. Но распад прекратился, выясним, что там завоняло, и опять погрузим. Продолжим эту некрофилию… Сейчас биохимики там пробы берут.
– На озере тоже пахнет?
– Там немного. А с чего ты вдруг принюхался?
Я кратко рассказал другу про свои поиски.
– Про позиционный район там я слышал, – сказал Володя. – И заказ оттуда помню. Давно, правда, это было, лет пятнадцать точно, если не больше. Я тогда Пита своего делал. Заказ был на биомеха, устойчивого к повышенной радиации и агрессивным средам типа кислотных дождей. Больше ничего не знаю. Я иду к тебе.
Я задумался. В юности, на старших курсах Института истории, я сдружился с Романом Самоедкиным, диггером-любителем, с которым довелось побывать в одном из бывших позиционных районов. Там были громадные полуподземные ангары-укрытия для мобильных пусковых установок, широкие дороги из потрескавшихся от времени бетонных плит, остатки казарм и служебных бункеров. Люди оттуда уходили явно в спешке – в помещениях валялись кучи мусора и сломанной мебели. Роман мне рассказывал о своей вылазке на бывшую базу «ракетных поездов» – железнодорожных пусковых комплексов. Вместе с мобильными установками они считались наземным оружием «судного дня», до которого, к счастью, дело не дошло. Не будь природных катаклизмов, все эти военные сооружения утилизировали бы аккуратнее, а так – побросали. Не до них стало. Скорее всего, тут в горах тоже были укрытия, бункеры, стояли мобильные установки и «ракетные поезда», но для последних местные одноколейки казались слабоватыми. Хотя, кто знает. Самоедкина вытащить сюда мне не удастся, он, насколько я слышал, ныне в Союзе Континентов заседает, большой человек стал. Вместо него я мог попросить принять участие в вылазке только двоих – Штефена Роберта и Олега Дегова. Но оба ещё были на Луне.
Вклинился срочный вызов. Вызывал Ион. Он сообщил, что срочно снимается силовой купол над башнями Меера. Оказалось, что соседство с ним нарушает энергетику дома-цветка и сохранность в нём разделённых Вебсиком разумов. Вебсик большую часть времени проводил с нами в Соловье и сначала не придал значения изменению энергетического баланса, но сегодня он сам забил тревогу. Купол срочно снимали, и все исследования там приостанавливали.
– Наверное, объявят карантин, – сказал мне Ион. – Дом под него точно попадёт. Ты бы забрал оттуда родителей и свои материалы.
– И как ты предлагаешь мне забрать макет местности с мансарды?
– Не знаю, но у нас тут уже начинается «карантинное расписание». Проход только через санаторий и всё такое.
– Правила создаются для того, чтобы было из чего делать исключения, – ответил я Иону. – Марта и Слава будут упираться всеми лапами, это я тебе точно говорю. Потом, что ваш карантин Загорный не затронет, что ли? Там тоже эвакуация? Ростислав Петрович что говорит?
– Ростислав нынче далеко, на каком-то важном «официозе». Он ничего не говорит. Вместо него говорят другие. Мы все эксперименты прекратили…
