На нежные худенькие плечики дочки золотистой пудрой опускается загар. Знак, что пора уходить. Мы собираем вещи, желаем мужичку с девочкой хорошего улова, замираем на секунду, следя за полетом цапли, бросаем завистливый взгляд на стройную блондинку и идем на поле, чтобы погладить козу по жесткой шерсти.
Солнечный жар набирает силу, впереди знойный, пыльный, обволакивающий, долгий день. А вечером вновь – семь минут езды до счастливого блаженства.
Наше время теперь – ночь. Лишь когда солнце перезревшим яблоком падает за горизонт, мы осторожно выбираемся под спасительное покрывало медленно опускающихся сумерек. Воздух, пропитанный сладким ароматом истомившихся роз, еще осязаемо теплый, но уже можно в тусклом свете фонаря прыгать в классики на нагретой пластушке, возводить песочно-ракушечные горы, играть в «повезет-не повезет» с ежевикой (секрет, что лишь сладкие ягоды легко срываются, не всегда оправдывает себя). Детские голоса в темноте звенят особенно пронзительно, перекрывая сумасшедший стрекот цикад. Я собираю в подол сарафана яблоки, а невидимая небесная хозяюшка ловит в ковш крупные августовские звезды. А потом, сонные, мы еще долго сидим на крыльце, и южная ночь бережно баюкает нас в своих бархатистых лапах.
Яблоки – самый волшебный фрукт. Хранящиеся всю долгую зиму, они несут в своем хрустящем, сладко-кислом, медово-ароматном содержимом память о прошедшем времени: о дурманящем аромате розоватых цветов, которые затем превращаются в зеленые ясельные яблочки-шарики, доверчиво подставляющие бока солнцу; о напоенных щедрым летним теплом августовских днях, когда ветви уже гнутся к земле под тяжестью вызревших плодов; о действе, ставшем из запретного дозволенным – можно залезть на дерево, чтобы сорвать упрямые плоды, не желающие падать; о прохладно-хрустальных сентябрьских сумерках, когда в саду стоит шелест-перестук паданцев.
Лимонно-желтые, рдяно-красные, леденцово-зеленые, крапчатые, полосатые, плотно жмущиеся друг к другу в тесноте ящиков и плетеных корзин, яблоки наполняют кладовые своими снами об ушедшем. А когда попадают в карман школьного рюкзака или в компанию к давно отложенной книге, или когда задорно шипят-брызгаются соком в духовке, или когда укладываются на сковороду узорными ломтиками во имя будущей шарлотки, яблоки отдают свои воспоминания, щедро делятся вкусом и ароматом, чтобы нам веселее было пережить долгие снежные месяцы.
Тишина – это не отсутствие звуков (как и молчание – не всегда отсутствие слов). Бывает, хочется остаться одному, посидеть в тишине, а потом отвлекают и раздражают то тиканье часов, то гудение воды в трубах. На осеннем пляже такого не будет никогда. Давно закрыты пивные беседки, из которых на всю округу разносился разудалый шансон. Не приходят к сцене отряды из школьного лагеря, разливая в воздухе нестройные песни. Не приезжают шашлычники, особым шиком для которых считается распахнуть дверцу машины и выпустить на волю все тот же шансон.
Нет, сейчас здесь ти-ши-на. Не отсутствие звуков, но звуки, в которых растворяешься сам или позволяешь им плавно проскальзывать в собственные ленивые мысли и ощущения. Шелест ветра в желтеющих кронах тополей, шуршание камыша, шорохи в придорожных кустах. Тихий плеск волн. Звон далеких колоколов. Деликатные крики редких птиц. И еще что-то, к чему невозможно подобрать слова: неясное, неуловимое, разлитое в остывающем, серебристом от тумана воздухе.
