Вечна только тьма. Из пыли времен - страница 18
Король поднял глаза на холст.
– Но ты видел не все, – он вновь обратил взгляд на Марена. – Инген не первый, кем овладел Голод. Он возвращался из Латтрана, когда встретил Зверя… Тогда погибли двое, а твой отец был ранен… Ерунда для Перворожденного… Тогда я не придал значения, его рассказу: мало ли, что создал Мир…
– И ты скрыл это от Большого Круга? – брови принца нахмурились.
Дарс опустил глаза.
– И я надеюсь, Боги простят мне эту ложь… Только после случившегося с твоим отцом, изучив кучи свитков в Атеом, я связал Голод и Зверя.
– Почему ты не рассказал раньше? – тихо вымолвил Марен, глядя, как с портрета улыбается Далиа Летар, как строго взирают глаза цвета глубоких вод, стоящего рядом Ингена, и как навершие Эртрефена сверкает из-под его плаща. – Я должен его найти. Голод можно одолеть.
На лице Дарса Летар мелькнула вымученная улыбка.
– О, мой мальчик. Вот поэтому и не сказал, – хриплый бас короля полнила горечь. – Но, похоже, даже петляя, Линии Жизни ведут нас к определенным моментам, когда нужно либо принять судьбу, либо отступить… Но ты – сын своего отца…
Сапфировый взгляд Марена не отрывался от картины, от изображенного на ней могучего воина с иссиня-черными волосами, с заплетенной в «косичку» бородой, перехваченной серебристой лентой. От женщины с ласковым васильковым взглядом и робким румянцем на щеках, что стояла рядом, и чья рука лежала в его ладони… В ладони, которой доверяла…
Память открывала все новые двери разума, все новые детали всплывали перед внутренним взором.
Марен помнил и отца, и мать, помнил каждую черту их лиц. Помнил запах и каждое прикосновение. Ласковый голос, поющий колыбельную, и бархатный баритон, повествующий о чести. Помнил, как отец впервые взял на руки, еще тогда: маленького и заляпанного кровью, только-только пришедшего в этот мир… Первый вдох свежего воздуха, после тяжелых родов…
«Перворожденные не отступают…» – впервые улыбнулся отец сыну.
Глава 2. 7 Эон, 481 Виток, 2 День Лета
– Мы все сделаем, повелитель.
Воин в черных одеждах сливался с окружающей тьмой, раскинувшейся под плотной сенью деревьев. Сейчас, когда Дневное Солнце уже зашло, а Ночное еще не выбралось из-за Стальных гор, что на западе Ардегралетта, ни один Смертный не увидел бы и локтя своей вытянутой руки. Тьма заливала глаза, словно земляным маслом, топя не только любые проявления света, но и очертания окружающего мира.
Впрочем, и не каждый Перворожденный мог с гордостью завить, что взгляд его режет Истинную Ночь, как остро наточенный нож. Она потому и называлась Истинной, что мало чьему взору удавалось пробиться сквозь полог ее платья.
Но взгляд мужчины, что властно замер перед коленопреклоненным воином в черном, легко пронзал плотный саван. Он взирал с высоты исполинского роста, надменно задрав подбородок. Нос чуть подрагивал, ловя тончайшие ароматы, доносимые слабым ветерком, под порывами которого трепетала серебристая лента, перехватывающая бороду «косичкой».
– Действуйте, – величественно махнула рука, заставив полы мантии колыхнуться.
– Мы все сделаем, повелитель, – повторил воин. – Можете в нас не сомневаться.
Он рывком поднялся, не смея поднять взгляд. И за ним последовали еще двенадцать мужчин в таких же черных кожаных доспехах без единого куска стали, которые только и годятся для осуществления задуманного.
…Черные воины двигались споро, сильно не рассыпаясь, но и не сбиваясь в кучу. Даже ночные обитатели леса вряд ли бы выхватили из окружающего мрака их силуэты. Они текли в темноте, словно потоки рек впадающих в Восходное море: каждый сам по себе, но смешиваясь в едином водовороте, становились не отличимыми от остального. Шаги тонули в шелесте крон, и лишь затихшие на миг шепоты травы под ногами могли выдать их.