– Не пойдет. Ты не чувствуешь его. – Хвазад отступает назад, сейчас слишком темный, чтобы быть милосердным, и Расгард хмыкает. Встает.
– Значит это не я бездарный учитель. – Хвазад молчит, смотрит хмуро и его лицо закрывают непривычные тени. Он редко становится таким перед Расгардом, но это редко всегда оборачивается либо поразительным успехом, либо смертельным ужасом.
Хвазад молча протягивает руку.
Расгард также без слов достает кинжал. Потертое лезвие, повидавшее реки крови, больше не сияет на солнце. Когда-то отданный богами, вечный спутник страха и совести. Убийца.
Расгард отступает на несколько шагов и легонько зовет силу. Он готов.
– Ты не понимаешь, что такое иной мир. – Хвазад хватает Йохана за руку, тот пытается выдернуть, сжимается, но Хвазад стоит непоколебимым воплощением решимости. Нож проходится вдоль чужого девственно чистого запястья. – А должен.
Кровь капает на траву, исчезая где-то у земли, и Хвазад отпускает чужую руку. Йохан тут же зажимает порез. Хвазад подносит нож к собственной руке, переглядывается с Расгардом, всего на секунду, им не нужно долгих объяснений, и вскрывает кожу, на которой почти не осталось места. Одни шрамы.
Земля под ногами стонет. Расгард выпускает силу, ограждает их от остального мира. Теперь есть лишь небольшая полянка, где разворачивается, грохоча и воя истинный ужас.
Хвазад стоит у края бездны, его губы шепчут неслышимые заклятья, молитвы иным богам, и иной мир откликается, восстает откуда-то из-под его ног, раскрывает пасть, готовый проглотить кого угодно по одному хозяйскому приказу. Небо чернеет, превращаясь в кровавый купол, кровь из раны Хвазада тянется вверх, к небу, сливается с силой, подпитывает ее и накрывает поляну. Хвазад закрывает глаза, пока Йохан напротив не может оторвать от мира взгляда. Тысячи голосов звучат в голове, манят погибшие души, а потом все стирает тьма. Покой. Ледяной провал пространства. Они стоят посреди пустоты, ее немые свидетели, и Расгард делает несколько шагов вперед, подхватывает Хвазада, и опускается с ним в никуда. Кровь просачивается в трещины, впитывается, исчезая бесследно, подпитывает связь.
Хвазад откидывается на чужое плечо, улыбаясь. Йохан смотрит во все глаза. Поворачивается к Расгарду.
– Вплетай. – И он вплетает. Его кровь мешается с кровью Хвазада, перенимает на себя мир, но быстро истончается. Йохан падает на колени уже через секунду, задыхается, затыкает уши, не справляясь с сотнями голосов. Песни иного мира могут сводить с ума. Они сводят с ума. Его крик вплетается в общий белый шум, гаснет, Йохан зажимает рану на руке, но кровь не останавливается, иной мир не так просто остановить. Он отбирает все.
Йохан бледнеет, складываясь пополам от боли, его трясет, и Расгард улыбается, напоследок окидывая иллюзию взглядом.
– Хватит. – Он вскидывает собственную силу, и иной мир слушается, неукротимым зверем, вплетается в пространство, отпускает. Хвазад хрипло смеется, но не двигается. Кровь все еще течет из разодранных вен, но уже слабо, тоненькой струйкой. Расгард снимает завесу. Снова солнце. Снова поляна с зеленой травой. Только повсюду черные горелые полосы и стойкий запах прогорькой полыни.
– Трапфера. – Хвазад аккуратно садится на земле, его ощутимо покачивает, да и наверняка в ушах стоит заглушающий все звон, но он все же залечивает им раны и пытается подняться. Расгард не спешит помогать, смакуя на языке непривычное заклятье. Оно отдает сладкой мятой и кислотой переспевших ягод. Слишком живое для темной магии, но заточенное под нее. Нейтрализующее.
