Два никак не связанных между собой события во многом предвосхитили опасливое отношение мистера Доминика Хинча к смерти задолго до прямой встречи с ней.
Ещё ребёнком, склонным к одиноким играм и чтению, он однажды прочёл, а потом много раз увидел прочитанное (и сразу запёчатлённое послушным воображением) во сне зрелище вполне фантастическое, однако случившееся в действительности.
Первыми на расчищенный до состояния дворцового паркета привал посреди леса отправлялась длинная процессия: повар, поварята, столовая и прочая прислуга с обозом, нагруженным стульями, столами, белоснежными скатертями, бокалами и приборами, гарнитурами тарелок на все смены блюд, напитками и продуктами. Ехали корзины с овощами и фруктами, серебряные подносы с ягодами и пирожными, масло на льду, хлеба и вино. Далее в роскошной коляске следовал французский повар, желавший убедиться, что и поздний завтрак, и, если что-либо задержится, обед будут поданы по всем правилам.
Туман раннего утра в лесу был бел как полотно, на котором проступали недорисованные сверху, или снизу, или с боков деревья. Папоротники, по которым тихо ступали копыта лошадей, морозными узорами ложились на плоскость земли. Полусонный поварёнок вдруг сбивался с шага и видел, что споткнулся о белый гриб – и, проснувшись, радостно бежал к французу, велевшему такие находки приносить ему. Зябкая рань обретала запах среза чистейшего боровика.
Через пару часов хлопот они слышали приветственный звук труб: егеря играли встречу. Охотники изволили едва ли не ежедневно в течение двух недель своего пребывания во дворце участвовать в так называемой «одинокой охоте». Заведующий охотой почтительно указывал дамам и господам их места на расчищенных дорожках. Повсюду были устроены плетёные из ветвей будки, на случай, если кто-то устанет и пожелает присесть.
Загонщики тем временем медленно гнали зверей на ружья. Если же зверь вырывался из их круга и уходил в лес, из заповедника подгоняли других полуручных животных, и охотники никогда не бывали разочарованы.
По возвращении все отдыхали.
Перед фасадом в это время шли приготовления к традиционному вечернему торжеству в честь удачной охоты: у подножия террасы на толстом бордовом ковре в ряд раскладывали туши убитых животных. К каждой туше прикреплялась визитная карточка охотника, поразившего эту цель.
Фантастический исполинский натюрморт из мёртвых животных освещали в темнеющем воздухе костры и факелы: косматая гора зубра, олений ветвистый рог, дикая коза, кабан, мягкие лисы, гибкие зайцы…
На площадке под вековыми дубами рассаживалась местная приглашённая публика, сбоку от звериных туш выстраивался ряд егерей с трубами. Впереди на белом коне восседал в парадной форме заведующий охотой егермейстер. С огромной седой бородой, в мерцающем освещении его лицо становилось медно-красным, и он казался кентавром.
Наконец, из парадного входа медленно, в строгом порядке на широкую галерею крыльца выходили все охотники.
Первый давал знак начинать.
Сейчас же заведующий охотой вскидывал руку в белой лайковой перчатке. Как зарница, в воздухе над его головой вспыхивал клинок зажатой в руке шпаги, и воздух оглашали звуки фанфар. Затем, медленным аллюром торжественно объезжая убитых зверей, кентавр по очереди объявлял имя охотника. Все лучшие экземпляры отправлялись в столицу.
