Опять-таки, у него есть личный автомобиль, что существенно облегчает охоту за девушками и сокрытие тел.
Следователь присмотрелся к кандидатуре Иннокентия Михайловича повнимательнее – и вот, эврика! Оказалось, что Кольцов работает врачом на участке, где проживает семья Василисы Барановой. Он, конечно, не педиатр и саму Василису не лечил, но к взрослым членам семьи мог приходить на дом и познакомиться с девочкой.
Следователь снова поручил «поставить ноги» за Кольцовым, и снова ничего. Скучная жизнь скучного человека. Работа – дом. Когда утренний прием и мало вызовов – несколько часов частного извоза. Оперативники надеялись взять его с поличным, но Кольцов подвозил всех подряд, а не только девушек, и никаких подозрительных движений не совершал. Что тоже объяснимо: Иннокентий Михайлович, конечно, не производил впечатления гиганта мысли, но надо быть полным идиотом или одержимым, чтобы убивать, зная, что ты попал в поле зрения милиции.
Ирина догадывалась, почему работа с Кольцовым велась так неспешно и деликатно. Активность следователя несколько сдерживала грозная фигура Жанны Александровны. Все же начмед крупного стационара – не последний человек в городе, лучше не обижать понапрасну столь влиятельных граждан. Но с другой стороны, игнорирование такого явного подозреваемого тоже ни к чему хорошему не приведет.
Поколебавшись, следователь все-таки выписал постановление о производстве обыска в квартире Кольцовых, и смелость его была вознаграждена. В самом дальнем углу кладовки за старыми чемоданами обнаружился сверток с бюстгальтерами, явно не соответствующими статям хозяйки.
Трудно через столько лет опознать белье фабричного пошива, но мать Марины Москаленко вспомнила, что пришивала дочери медные крючки взамен сломавшихся, и на одном лифчике действительно нашлись такие крючки. Матери других девочек сомневались, все же те были уже достаточно взрослые и сами покупали себе белье.
Кольцов затруднился объяснить происхождение странной находки, его жена тоже пребывала в изумлении. Терапевта задержали, но он долго строил из себя дурачка.
Девочку подвез и высадил живую и невредимую, а откуда лифчики – понятия не имею. И вообще, это не я должен доказывать свою невиновность, а вы – мою вину.
Следователь приуныл, потому что, кроме шести лифчиков, из которых только об одном можно было осторожно утверждать, что он принадлежал жертве преступления, у него, в сущности, ничего не было. Завтра Жанна Александровна заявит, что это ее бельишко, хранится как память о временах, когда она была юная и стройная дева, и обвинение рассыплется. Невозможно будет доказать, что это не так.
Тут на помощь пришел Петровский. Он несколько часов беседовал с задержанным, после чего Кольцов начал давать показания. Он признал свою вину в двенадцати убийствах, сообщив еще о трех девушках, которые числились пропавшими, но не рассматривались как жертвы маньяка.
Отрицал он только свою причастность к убийству Василисы Барановой. Да, дома у них бывал, но только после исчезновения девочки, лечил мать от гипертонии, развившейся от стресса, а саму юную художницу никогда в жизни не видел, не трогал и не убивал. Наверное, Кольцов понимал, что хоть на весах закона каждая жизнь весит одинаково, все же Василиса была любимицей ленинградцев, ее смерть отозвалась в сердце каждого как личная утрата, которой ему не простят. Если по остальным эпизодам остается крохотный шанс сохранить жизнь, то за Василису ему точно назначат расстрел. А может быть, проснулась профессиональная гордость, и Кольцов не захотел, кроме всего прочего, прослыть еще и злостным нарушителем клятвы Гиппократа, утверждавшего, что в любой дом можно входить только для пользы больного. Так или иначе, но тут Иннокентий Михайлович уперся, зато по остальным эпизодам, раз начав признаваться, делал это добросовестно и обстоятельно.
