– Лиззи, ну как можно отдать своего ребёночка кому-то?! Конечно, оставлю себе!
– Как можно, как можно, – передразнила подружка. – Всё равно придётся отдавать отцу! Лучше уж и не привыкать!
– Я уже привыкла, Лиззи, – вздохнула Ростани.
***
Майская гроза азартно смывала с Залесья остатки зимней спячки. Погрозившись ветвистыми молниями, к вечеру она ушла на запад, оставив после себя весёлый дождь, изредка подбадривая его грозным погромыхиванием из-за облаков. Ростани уже давно не ходила помогать няне в детинец, и поэтому, управившись с лёгкой работой по дому и ещё раз полюбовавшись на приданое младенчика, она пораньше легла спать. За окном шуршал трудяга-дождь, напевая ей ласковую колыбельную, но девушке не спалось. Она тяжело ворочалась с боку на бок, помогая животу руками и никак не находя ему места. Живот ныл и ныл. Затем добавилась тупая боль. Роси хотела позвать мать, но боль прошла. Она попыталась свернуться калачиком, полежала так, боль то возвращалась, то отпускала, с каждым разом всё усиливаясь.
Только девушке удавалось уснуть, как злая боль вырывала её из сна. За окном старательно заливался слезами дождь. А Ростани уже большая, она не заплачет, вот родит свою малышку и будет поцелуями осушать её слёзки. На кухне загремела кастрюлями мать.
– Мама! – решилась позвать Роси.
– Что, доченька? – Шайда вошла, вытирая руки белой тряпицей. – Ох! Началось?!
Мать подошла к кровати, осторожно уложила её на спину и ощупала тугой живот ласковыми ладонями.
– Всё хорошо, всё идёт хорошо, моя доченька. Наша малышка собирается появиться на свет. А ты кричи, когда больно, кричи. Вот увидишь, сразу станет легче.
Мама легонько поглаживала болезненный живот, вытирала со лба липкий пот и всё время говорила какие-то ласковые слова. Ростани чувствовала себя прежней маленькой девочкой, когда мама залечивала её разбитые коленки. Вот только боль… Она не уменьшалась, а перерывы становились всё короче. Девушка не заметила, когда дождик распрощался с ней и уступил место ласковому солнцу, а потом и оно спряталось за лесом. Поначалу слабые стоны сквозь зубы перешли в отчаянные крики боли. Мама всё время была рядом. За окном опять забрезжил рассвет, начался новый день, приходили и уходили какие-то женщины, кажется, это были сёстры и няня, а боль всё терзала и терзала Роси. От крика она сорвала горло и ночью уже могла только жалобно стонать. Тёмные волосы матери стали заметно белее. Новый день вступал в свои права.
– Мамочка, я больше не могу, прости, – прошептала Ростани и обессиленно закрыла глаза. Последние силы покинули девушку.
Поседевшая Шайда встала, прошла на кухню, там тщательно вымыла руки, а вернувшись, опустилась на колени перед потерявшей сознание дочерью, отрастила когти на правой руке и сама взялась доставать младенца. Острые когти легко вошли в слабенький череп, почти насквозь проткнув его, и Шайда потянула, левой рукой подталкивая плод снаружи. Вскоре ребёнок был извлечён из материнского чрева. Малыш ещё издавал слабый писк и беспомощно шевелил ручками и ножками, но пять глубочайших ран на окровавленной головке не оставляли ему ни единого шанса. Шайда крепко сжала пальцы на его горлышке, и он затих. А мать, завернув окровавленной тельце в тряпицу, решительно повернулась к умирающей дочери.
