Сбегая с четвертого этажа по мелькающим ступеням лестницы, я уже понимал, что мне без взгляда ее глаз, без ее волос, напитанных пряным запахом трав и зноем солнечных лучей, без переливчатости складок одежды, волнуемой движениями ее тела, в коем живая жизнь ее и моя жизнь новая – не смочь бысть. Это пища моя!
Дорога была длинной.
Длинной невыносимо!
По всем улицам города промчался трамвай. Он перелетел через все мосты.
Но я этой дороги не помню.
– Вне разума! – твердил я себе.
Что-то огромное распахнулось в моей душе, узрев невиданное блаженство любви к женщине, которая она.
Под дождем, готовый как угодно долго идти в любую сторону этого каменного людского поселения, лишь бы приблизиться к ней, увидеть ее, объявить ей, что не только отныне, но всегда она была единственно моя, предначертанно моя, я стоял на той самой остановке, где час назад потерял ее.
…Тяжелый торец автобуса, оседая на задние колеса, дохнул в меня удушливым сгустком выхлопного газа и сейчас же сделался маленьким, призрачным…
Я пошел навстречу своей судьбе.
«Простите! Простите меня! – говорил я. – Но поверьте: я отдаю себе отчет в том, как должно быть странно для вас мое появление перед вами ночью. Как оно нелепо. Но я пересек весь город, чтобы увидеть вас. Я вас искал, потому что знал, что вы есть и что я должен вас найти. И вот сегодня – конечная точка. Ответ. Только, умоляю вас, не пугайтесь! Я никогда не смогу причинить вам никакого зла. Скажите мне ваше имя!»
Она подняла на меня свой взгляд, и я увидел яркую белоснежность белков и блеск карих зрачков.
Столько сверкающего света струилось от нее!
Такой ослепительный поток!
Горизонт улицы сваливался то влево, то вправо – меня водило из стороны в сторону. И я был рад тому, что я пьян. Разве мог бы я сейчас делать то, что я делал, если бы был трезв?
«Я хочу услышать ваше имя, – продолжал я. – Я хочу его произнести. Вы не представляете, как велик для меня его смысл! Мне дано совершить нечто огромное. Я отвечу на вопрос, что было перед нашим рождением и что будет после нашей смерти. Всеобщим рождением и всеобщей смерти. И для чего все это с нами произошло. Для чего одни строили, а другие рушили, одни жертвовали, а другие стали жертвами. Я это свое предназначение почувствовал еще в раннем детстве. Я им жил. Но и любовью к вам. И тут – вот какая правда. И в ней корень и основа. Я чувствую, что только через любовь к вам я и могу это совершить. Вы – воплощение того ответа в земном, в женском образе!»
Попавшийся мне навстречу прохожий шарахнулся от меня. Я сообразил, что он испугался оттого, что я говорю вслух. Я обернулся и крикнул ему вдогонку:
– Никогда ничего не бойся!
И опять я шел по незнакомым улицам, воспринимая как должное, кем-то заранее запланированное на моем пути рекламы на крышах, обнаженные деревья, газетные киоски, мокрые красные флаги, торчащие из металлических держателей на фасадах зданий. Дождь кончился. Лужи обрели зеркальную гладкость. Помню, я остановился и стоял под деревянными буквами «РЕМОНТ ЧАСОВ». Они были выкрашены толстым слоем золотой краски, а стена, к которой они прикреплялись, была оштукатуренной, серой. И они сумрачно блестели на ней, а в стеклянной витрине висел на проволоках бутафорский циферблат с нарисованным контуром башни Адмиралтейства и с фанерными черными стрелками, которые вечно показывали без пяти двенадцать.
