– Обещала она! – Пушок приземлился, клацнув совиными когтями по столешнице. – Пожалела Сеньку. Взгляни на него, Тая, он же бомж! Опустившийся элемент.
– Где ты таких слов нахватался? – ахнула Тайка.
– Думаешь, я газеты к себе в гнездо ношу, чтобы на них спать?
– А разве у тебя есть гнездо?
В круглых желтых глазах Пушка мелькнуло негодование. Он захлопал крыльями.
– Я не пойду, ясно? И тебя не пущу. Ишь, смелая выискалась! Загрызет тебя оборотень, что тогда?
– Подавится, – усмехнулась Тайка. – У меня обереги есть. И ножик серебряный.
– Но-ожик, – коловерша фыркнул. – А у него когти – во! Больше моих.
Для наглядности он поднял лапу, но Тайка не испугалась:
– Все равно пойду. С тобой или без тебя!
– Ну и дура, – Пушок перепорхнул на печку, а Тайка в сердцах запустила в него огрызком яблока, но промахнулась.
Вдруг раздался осторожный стук, и в приоткрытую дверь заглянула соседская девочка Аленка. Тоненькая, тихая, с двумя торчащими светлыми косицами и конопатым носом. Ей недавно исполнилось восемь, и этой осенью Аленка опять собиралась в первый класс: прошлый год пришлось пропустить из-за частых болезней.
– Можно? Мама сказала к тебе пойти…
– И что надо твоей маме? – Тайка припомнила вечно уставшую седую женщину с грустными глазами.
Соседи жили бедно. Аленка была поздним ребенком, да к тому же росла без отца… Друзей у нее тоже не водилось, только овчарка по имени Джульетта. Кстати, а где она?
– Не маме, – девочка шмыгнула носом, – мне. Джулька пропала. Всю деревню обыскали – нигде нет. Найди ее, пожалуйста. Ты ж ведьма!
Она протянула на ладошке золотые сережки-колечки – самое дорогое, что у нее было. Тайка, конечно же, не взяла.
– Давно пропала-то?
– Да уж три дня назад. – Губы девочки задрожали. – Мама говорила, мол, вернется. А теперь говорит, давай новую собаку заведем, а другую я не хочу. Джулька, когда я болела, под окнами больницы ночевала, а как-то даже в окно влезла и нарычала на доктора, который мне уколы делал. Она мой друг. Разве друзей бросают?
– Песье племя! Терпеть их не могу, – Пушок яростно завозился за печкой.
Аленка, разумеется, слов не разобрала, а вот Тайке захотелось его стукнуть. Ну чего он лезет?
– Конечно, не бросают. Я найду твою Джулю, обещаю.
Она дождалась, пока девочка уйдет, и – бэ-э-э – показала Пушку язык.
* * *
Идти ночью к заброшенному дому в одиночку было боязно. А не идти – стыдно.
Тайка еще не успела добраться до покосившегося забора, как на ее плечо бесшумно спланировал коловерша.
– Фу, ну и напугал!
Пушок появился очень кстати: ноги тут же перестали подкашиваться, и темнота уже не казалась такой непроглядной.
– Одну не пущу, – коловерша встопорщил перья. – Должен же кто-то хранить хранительницу, ну?
– Спасибо, родной, – Тайка пригладила хохолок на его голове. – Тише, мы почти на месте…
Окна заброшенного дома были темны. Открытые ставни поскрипывали от ветра, в заросшем саду кто-то шуршал и перешептывался (хотелось верить, что мыши), под ногами хрустел гравий… Тайка сжала оберег в кулаке и вошла в сад. Пушок тихонько ухнул, впиваясь когтями в ее плечо.
– Больно же, – Тайка шлепнула его по лапам, и коловерша ослабил хватку.
У них за спиной с треском захлопнулась калитка.
– Пойдем домой, а? – заворкотал Пушок, щекоча усами Тайкино ухо. – Нет тут никого. Ау-у-у? Видишь, не отзываются.
Порыв ветра громыхнул заржавевшей кровлей, с крыши посыпались прошлогодние листья, запахло гнилью и грибницей.
