– С тобой все в порядке? – спрашивает Мероэ, поглаживая спину сестры.
Элла шмыгает носом и икает, прежде чем кивает.
– Да, да. Это все гормоны…
– Но не только они, – догадываюсь я.
Элла давится слезами, пытаясь взять себя в руки.
– Я больше не могу выносить внимание ко мне и ребенку.
Мероэ обнимает ее, и я приближаюсь к ним, раздраженная. Элле нужно спокойствие и внимание, а она оказалась в центре истории о союзе и слухах. Мне хочется щелкнуть пальцами и прогнать гостей, чтобы успокоить ее. Может быть, Деймос не лгал, и забота о дочери – истинная причина, по которой он думает оставить пост. Наверняка он видит, что жена измотана.
Я обнимаю сестер. Церемония соединения будет особенной, ведь будет проводиться в кругу близких родственников.
– Эй, – говорю я вполголоса. – Как только Медея родится, вы обе будете жить в спокойствии. Я лично позабочусь об этом.
Чувствую, как она качает головой со смущенным «мхм».
– Обещаешь?
Отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Клянусь. Я всегда буду рядом с тобой.
Это ее подбадривает.
– Ты можешь верить Цирцее, – поддерживает Мероэ. – Она владеет не только словами, но и феноменальной силой.
Элла облегченно выдыхает. У нее все еще заплаканы глаза, но она улыбается.
– Значит, это правда? – продолжает Элла.
– Что?
– Что ты обжималась с Гермесом в День святого Валентина?
По спине пробегает дрожь. Я стреляю глазами в Мероэ, которая прячется за Эллой.
– Она наша младшая сестра. Я не могла не рассказать ей!
Мне надоело злиться по этому поводу. И это хороший знак. В конце концов я сдаюсь. Этот поцелуй был не совсем нормальным.
– Правда. И это произошло случайно. Больше такое не повторится.
Элла блистает улыбкой в десять тысяч вольт, хватая меня за руки.
– Во время поцелуев у Гермеса глаза тоже становятся золотыми? – шепчет она, разгоряченная.
Прекрасное воспоминание о маске из ихора возвращается ко мне. Сдерживаю румянец, качая головой и изображая насмешку.
– Хочешь сказать, что Деймос становится золотым, когда возбуждается?
Мероэ тут же переходит на другую сторону и присоединяется ко мне, скрестив руки на груди, сгорая от любопытства. Элла становится красной как помидор.
– Такое случается.
Голос Гермеса прерывает нас. Мы втроем выступаем против него единым фронтом. У меня ощущение, будто мама только что застала нас врасплох за какой-то невероятной глупостью. Бог-дипломат пристально смотрит на меня, как будто ожидая, что я начну объясняться.
– Ах, значит, мне не привиделось, что ты позолотел, когда был в мансарде Эллы? – говорит Мероэ, еще больше сбивая меня с толку.
– У меня была встреча с наядой, – отвечает Гермес, пожимая плечами.
Его реплика обжигает, словно пощечина. Он такой тщеславный. Снова задаюсь вопросом, что такого нашла в нем, когда мне было пятнадцать. Мероэ сжимает мою руку. Это единственная поддержка от сестер, которые не смеют ничего сказать. Их молчаливые взгляды прикованы к Богу-посланнику.
– Элла, Зевс скоро вернется. Я должен рассказать тебе о даре, который он хочет сделать ребенку. У тебя есть минутка?
Элла колеблется четверть секунды, прежде чем смущенно пробормотать «Да, конечно». Гермес приступает к изложению того, что должно произойти, но его слова не доходят до меня. Я упираюсь в землю и сжимаю пальцы в кулаки. Если он хотел меня ранить, то у него получилось! Не могу расценивать его намерения иначе. А может, у него их не было, и он просто сказал то, что думал. Но, черт возьми, он мог подумать о моих чувствах.
