Ведьма. Истоки - страница 25

— То есть все идет к тому, что возвращаться вам будет некуда, — язвительно констатировал Лукин. — С этого бы рассказ о беспокойстве и начинали бы.

— А что тут такого? Я право имею!

— Так! — хлопнула я ладонью по столу, обрывая новый виток скулежа, и скрипнула зубами от жжения в стесанной коже. — Вы уходите, Людмила. Сейчас же.

— Но…

— Но оставляете мне координаты вашего бывшего супруга. Мы с коллегой на него посмотрим, когда сможем, и решим, станем ли помогать. Не вам! — пресекла я ее попытку поблагодарить. — А человеку, если он в этом нуждается. Прощайте.

И, поднявшись со стоном, я побрела к выходу, не обращая больше внимания на слова женщины, ощущая во рту мерзкий привкус после этого разговора и острое желание искупаться.

Данила прав — я недостаточно обросла цинизмом, чтобы воспринимать такое без эмоций. И не факт, что когда-то обрасту. На такое нужны наверняка годы и годы. И хотеть, очевидно, нужно подобного, стремиться. А я пока не понимаю, зачем хотеть очерствевшую в ноль душу и окаменевшее сердце. В чем смысл дальнейшего существования тогда? В накоплении опыта и богатств?

Поднимаясь по лестнице, я на полпути встретила слугу в образе мини Делона.

— Ой, матушки-батюшки, опять ироды окаянные хозяйку измордовали! — всплеснул он ручками, махнув кружевными манжетами на рукавах. — Да чтобы их подняло, расперло да размазало, чужеядов насупых! Да чтобы им не елось-не пилось-от кошмаров не спалось, вымескам окаемным! Да чтобы…

— Альк, тормозни! И так голова уже раскалывается, — взмолилась я, останавливая этот поток гнева. — Я мыться и спать.

— А кушать как же? Я же глаз не смыкал, рук не покладал, ноги сбивал! — взвился слуга. — Щи наваристые готовил и ядрицу по-боярски! Разве ж тебя таким в этих ихних ресторациях бобынявых и кабаках фуфлыжных накормят, хозяйка? Гречу крупинка к крупинке выбирал, грибочки в семи водах мыл-мочил, капустку для щей сам рубил-солил, а хлебушек какой испек, ммм! Дух разве не чуешь по всему дому?

Невзирая на усталость и все пережитое, в желудке от его слов громко заурчало.

— Все равно я сначала отмыться. Потом посмотрим.

— А этого аще… гостя твоего зачастившего кормить без тебя надо? — обзываться и вести себя откровенно недружелюбно по отношению к ведьмаку Алька перестал, но любовью и гостеприимством не проникся.

— Надо, Алька. Он мне сытый и здоровый нужен.

Ага, подлечить быстро и обласкать обещал. А мне и то, и другое нужно. И второго внезапно прям сильно-сильно хочется.

“Окуни-и-ис-с-сь-погрузи-и-ис-с-ь с-с-силой целе-е-ебной напита-а-айс-с-ся” запела-зажурчала вода, едва я сунула пальцы под струю, настраивая температуру.

С долгим стоном, что начался как болезненный, но под конец стал блаженным, я улеглась на дно только начавшей наполняться огромной ванны. Вода не просто обтекала меня, согревая места ссадин и ушибов, а как будто даже разминала, как если бы там умело касались невидимые пальцы. После моих тренировок я тоже ощущала нечто подобное, но не так отчетливо. Хотя тут дело наверняка в том, что повреждения тогда были не такие значительные и чувствительность, соответственно, меньше.

— М-м-м, кайф-то какой, — протянула я, закрывая глаза, наслаждаясь тем, как постепенно утихает боль в ушибленной спине, как исчезает жжение в ссадинах.

Лежала и лежала, впитывая беспрерывный шепот-журчание и отстраненно отслеживая поразительное ощущение того, как говорящая со мной живая жидкость не только омывает мою кожу, но и непостижимым образом проникает сквозь нее, будто проходя свободной волной от макушки до кончиков пальцев, и вымывает не только боль, но и негатив, зацепившийся за разум и душу от происшествия в клубе и от визита гадкой бабы, а еще усталость и воспоминание о холоде. Стало так хорошо-хорошо, тихо, тепло, уютно, ничего не нужно, вот так бы лежать и лежать, не нуждаясь ни в ком и ни в чем, даже в новом вдохе. Звуков нет, забот не существует, единственное движение — мягкое течение, что укачивает как дитя в колыбели.