Он действительно тем вечером пришел к ней на порог, но кресты в избе и молитвы не запускали незваного гостя. В облике черного рыцаря звал Марту из дома, но в этот момент Сара закатила глаза, ушла в легкий транс, что-то шептала. Красный камень на кукле засверкал, а багровое пятнышко на ноге девочки начало кровоточить. Ворвался в дом ветер, своей силой разбил все стеклянные банки, улизнул под порог и исчез вместе с черным рыцарем.
Шалости Марты в этот раз заметили, хозяева полей на утро после Ивана Купалы, увидели знаки самого дьявола в притоптанной траве и донесли в Германию, что объявилась в деревне ведьма.
Запуганный люд приезжей инквизиции быстро указал дом Конти. Марта уже была готова: одела чистую, белую ночную рубашку и ждала стражей. Пошла без сопротивления, лишь попросила наедине попрощаться с дочерью.
– Сара, девочка моя, я отдала тебе все свои знания, всю свою силу и волшебство. Береги это, развивай, но никому не рассказывай. К тебе будет приставлена няня, твоя соломенная Анни об этом позаботится. Посмотри мне в глаза, читаешь мои мысли?
– Да, мамочка, – девочка сильно обняла Марту.
– А теперь слушай. Меня, скорее всего, сожгут в Кельне на главной площади, и ты будешь в первых рядах. Не плачь, мне будет не больно, моя душа переродится в нашей же семье, я к тебе вернусь, ты узнаешь меня по глазам. А вы переедете в Швейцарию. Хорошо? Я тебя очень люблю. Твори добро и береги себя. – Марта крепко обняла свою дочь и поцеловала в лоб.
На улице ей надели оковы на руки и ноги, кожаный ошейник, который плотно облегал шею, и полураздетую повели к лошадям. Они отправились в Кельн, в место, напоминающее пыточную, а не тюрьму. Всю дорогу ее везли с мешком на голове, чтобы чарами не заговорила сопровождающих и не смогла убежать. А уже по приезду, за закрытыми стенами, начались пытки. И кто бы мог подумать, что сын того судьи был в инквизиции.
– Ну, что? – начал он – Сама признаешься, что ведьма? Что опаивала людей зельями, они сходили с ума и умирали, якобы сами себя убивали.
– Ты хочешь, чтобы я признала смерть твоего отца своим убийством? Да была бы моя воля, он бы никогда не умер и жил в вечных муках. Но его забрал дьявол, надо выполнять условия сделки.
– Значит, ты признаешь наличие нечисти? Вы с ней в сговоре?
– Есть свет, а есть тьма. Кто-то выбирает день, кто-то ночь. Я любила утро.
– Не пытайся заговорить мне зубы, отщепенка! Несите сапоги! Сейчас по-другому заговоришь, ведьма!
Помощники внесли кожаные сапоги большого размера, ей одели их на ноги и стали медленно заливать кипятком. Марта чувствовала, что ее конечности охватил жар, пятки буквально сварились в этой пыточной, но не издала ни звука.
– Молчать вздумала? – взбесился палач. – Унесите в камеру, смотреть на нее противно!
Ближе к полуночи ей принесли корочку черного хлеба и миску с грязной водой. Марта в полах рубашки прятала нательный серебряный крест, достав сохран, опустила его в миску, прошептала слова, и вода стала чище слезы ребенка. Утром ее ждало предварительное заседание.
Здание суда напоминало обычный дом, лишь флаги на крыше обозначали важность объекта. Марту завели в зал. Там она увидела небольшое возвышение, к которому вели три ступеньки, с правой стороны находились приподнятые трибуны, предназначенные для тех, кто следит за судебным процессом, вдоль стены, ближе к выходу, стояли скамейки для зрителей, а слева находился небольшой столик для писца. В центре зала была скамья для подсудимой, она не имела спинки и оказалась крайне жесткой. Председатель суда опоздал, откашлявшись и извинившись, дал слово членам церковного трибунала:
