И, наконец, Стас. Он на два года всех нас старше и учится в другой школе, я и фамилии его не знаю. Ох уж этот Стас… Высокий, загорелый, с правильными чертами лица и темными волосами, собранными в небольшой хвостик. Я почему-то сильно смущалась, когда он ко мне обращался, а он в ответ подшучивал. Наверное, считал меня глупой малолеткой. А может, я такая и есть, раз позволяла себе слишком много о нем думать: Стас, конечно, красавец, но в остальном такой же, как все мальчишки…
Ну, да это просто к слову. В тот ноябрьский день мы тусовались на заброшенной стройке, которую ребята уже давно облюбовали для своих посиделок.
– Наташа, обижаешь! Неужели ты нам не доверяешь? – вклинился Стас, до сих пор молчавший.
Наташка смутилась, покраснела и сдалась:
– Ну ладно. В общем, вы знаете, где я живу…
– Я не знаю, – честно призналась я.
– Ой, ты же недавно здесь, и я тоже. Мы купили квартиру этим летом, она мне еще так понравилась… Я живу вон в том доме. – Наташа показала рукой на одинокий девятиэтажный дом на отшибе, отделенный от остального жилого массива огромным пустырем с элементами свалки, чуть дальше за ним виднелся небольшой лесок.
– А, у лесочка, – кивнула я.
– Вот и мы думали, что это лес! – с досадой выпалила Кремнева. – А это оказалось кладбище! Старое, заросшее, со стороны и не видно, но между деревьями попадаются кресты и памятники.
Я присвистнула:
– Ничего себе соседство!
– Но не об этом сейчас речь. Я кладбищ не боюсь и с удовольствием гуляла там с Жулькой. Тихо, спокойно, и никто не визжит: «Развели тут собак!» – а то у нас в доме имеются такие кадры. И вот однажды я с Жулькой пошла погулять туда вечером, где-то через месяц после того, как мы заселились… А, вспомнила, это как раз последний день лета был, тридцать первое августа. У меня еще настроение весь день было ниже плинтуса из-за предстоящей встречи со школой… Так вот. Погуляли мы какое-то время, а когда начало смеркаться, пошли обратно. Идем по тропинке, я точно уверена, что знаю дорогу, сколько раз там ходила, все знакомо. Уже пора бы лесочку кончиться, а впереди – сплошные деревья. Смотрю – дорожка под ногами золой посыпана, прямо как в частном секторе, где печки топят. Но у нас-то здесь – откуда? Жулька к ногам жмется и поскуливает… Наконец деревья расступаются, я думаю, что сейчас свой дом увижу. А впереди не мой дом, а барак какой-то деревянный, черный, в землю вросший… Я решила, что заблудилась, огляделась по сторонам. Уж согласитесь, мой дом издалека виден, к тому же в сумерках окна должны светиться. Да и в остальных девятиэтажках тоже. А ничего нет! Барак и пустырь, а больше вообще ничего не видно в темноте! Тут уже меня страх пробрал – как я домой попаду?! И прохожих нет, спросить не у кого. Возникла шальная мысль постучаться в барак и спросить у его обитателей, и я подошла к нему поближе. Это была длинная деревянная хибара с рядом заколоченных неровных окошек, сквозь щели между криво прибитыми досками пробивался тусклый свет. Вдруг вижу – идут двое со стороны барака: женщина и ребенок. Может быть, вышли из него, только я не видела, чтоб дверь открывалась. Думаю, спрошу у них дорогу. Подходят ближе, смотрю – это старуха, тощая, неопрятная, и лицо такое мерзкое!
Наташка помолчала.
– Ну, старухи редко бывают красавицами, – сказала я, чтоб только прервать паузу. – Тем более неопрятные.
– Да не в этом дело! Выражение ее лица было настолько мерзким, что у меня пропало всякое желание о чем-то спрашивать. Она на меня взглянула молча, словно оценивая, и ухмыльнулась гаденько. Я перевела взгляд на ребенка. На вид ему было лет пять-шесть, он был коротко подстрижен и одет в какие-то обноски. Старуха дернула его за руку, и они быстро ушли куда-то в темноту…
