Истинная магия, любила повторять наставница, – это не то, что в нас, а то, что вокруг нас. Ветер и солнце, капли дождя и пыль дорог, бой часов и крики улетающих на юг птиц – всё это можно собрать, временно поместить в подходящий сосуд и после использовать, добавив каплю своей силы. А её можно найти всегда. И эти «консервирующие» ведьмовские умения, отнятые наблюдателями у Круга вместе с искусственными «углями» и заменённые на топорные артефакты от сглаза и зелье от насморка, наставница вколачивала в меня долго и методично. Ибо в дороге силы кончаются очень быстро. А бывает, что кончается дорога. Но если есть хоть одна капля...
Я рассортировала заначку, прикидывая, что можно отдать Ане, что – разложить по карманам, а что пусть пока полежит в рюкзаке. Маловато, конечно, для побега, дома много полезного осталось, но... Что есть – то есть. Хорошо хоть, это успела запасти.
На улице баба Люба громко и заковыристо отчитывала кого-то у ворот. Я рассеянно прислушалась, но её бас заглушал любые звуки. Но обычно она так орала на своих, и я рассудила, что волноваться не о чем. Сгребла со стола амулеты, застегнула рюкзак и поковыляла в коридор до вешалки. Трость ещё надо взять из комнаты, да... Утром ломающая боль не накрывала так, как к вечеру, и я могла позволить себе немного свободы. И – ох уж эти без меры расторопные палачи... Наставница, конечно, не в счёт, она не была чистым палачом. Так, умело собирала и консервировала крики птиц, улетающих по осени на юг, то бишь остаточную силу чужих заклятий.
Громкий голос бабы Любы затрубил с крыльца, и я насторожилась. Быстро припрятала амулеты, опустила рюкзак на пол, добралась до входной двери и прислушалась.
– Да иди ж лесом, засранец, со своим мозговыносительством! Утоплю ж заразу! А ну марш отсель!
Ответивший ей негромкий, интеллигентно ехидный голос я опознала сразу. Надо же, таки совпало и случилось...
– Иди лесом, сказала!
Ай, баба Люба же из-за меня на порог его не пустит – на всякий случай... А он – на машине, со свободным временем, под полезной защитой и вообще...
Отлепившись от косяка, я открыла дверь и вывалилась на крыльцо.
– Илюх, привет. Какими судьбами?
– Эфа! – заклинатель, давно и гордо именующий себя шаманом и забегающий ко мне за всевозможными консультациями и просто поприятельствовать по старой памяти, просиял, и во всём его напряжённом существе обозначилось несказанное облегчение. – Эф, объясни, будь другом, что я не с проверкой! И, кстати говоря, к тебе.
– Ко мне? – я напряглась. – Сюда? Зачем?
– Да не сюда, – приятель искоса глянул на надувшуюся заклятьем «жабу» и быстро добавил: – Я домой к тебе ехал. В ту избушку. За советом. А сюда заглянул, – и очередной косой взгляд, – просто... пожрать. Уж прости, баб Люб, неравнодушен я к твоим борщам. Проезжал мимо, голодный как волк... Эф, ну хоть ты объясни... Баб Люб! Ты же знаешь, когда люди врут!
– Так то люди, – проворчала «жаба», но сдулась, – а ты, шельмец рыжий... Весь в бабку. Ладно. Погоди, на стол накрою.
И, ловко просочившись мимо меня, исчезла в доме.
– Тьфу ж, чёрт... – Илья шумно выдохнул. – И сюда бабушку приплела... А ты, – и его взгляд стал внимательным, – опять?..
Да, весь в бабку... И глаза у него – как у бабушки, проницательные, зеленовато-карие с золотыми крапинками. И такой же рыже-русый вьющийся волос. Наставница в борьбе с кучерявостью отращивала тяжёлые косы, её внук – стригся максимально коротко, но фамильные «барашки» были упрямы и непобедимы.
