Снова шум у самого уха. Снова вздрогнула, выронила крошку. А вот на третий раз сообразила, и сама предложила угоститься. Да только этот пакостник явил себя, как за бороду его прихватила, и высказала все, что думала. Обиделся горемычный! Но потом пирогом, конечно, тоже поделилась, и даже пообещала впредь приносить с собой, в обмен на обещание: не путать мою дорожку. Так и подружились.
А вот Мява до сих пор с настороженностью к нему относится. Не доверяет.
– Чаго орёшь, шабутная? Тутась я. – Передо мной появился невысокий старичок с седой бородой, если бы не кожа, на кору похожая больше – да и на ощупь такая же.
– Ждёшь, значит?
– Да ужо с луга чую мою усладу, слюной весь изошелси, а ты все медлишь! У-у-у, улитка нерасторопная! – Блеснул бусинками глаз лесной смотритель, да на мою суму уставился, заухаф филином. – Ух! Ух-ух-ух! Неужтась хумари добавила? Дай-кась скорее! – Протянул дрожащие от предвкушения рученьки-веточки.
Да нет, они не веточками, но уж больно худые. Как, впрочем, и ноги лешего. Может, конечно, и другой облик принимать, но почему-то любит этот.
– Ай-яй! Погоди ручешки протягивать. Скажи мне лучше, что там с девками творится? Ведь слышал, небось?
– Вообще-то, мяу, мы за медвежьей ягодой пришли, – напомнила Мява, и прикрыв глаза, начала вылизывать лапу.
– Не слыхивал я. От не знаю ничегошеньки. Ни о чем.
– Таки ничегошеньки? – уточнила я, сомневаясь в его словах.
– От те слово лешего! – И плюнул через левое плечо. Только вместо плевка на землю шишка упала.
– Врёт, – меланхолично вставила кошка, и тут же округлила глаза, кажется ещё пуще, чем они есть на самом деле.
Леший оказался позади нее, и смачно так, со вкусом провел языком по ее загривку, прилизав против шерсти.
– А не вру я, зараза ты черная! И невкусная ты! Тьфу! Чего, спрашивается, облизывать себя постоянно?
Кошка зашипела, но уже поздно – леший снова передо мной появился.
Я рассмеялась, заработав обиженный взгляд фамильяра. Как же мне нравится, когда эти двое вместе…
– Ладно, не буду пытать. Вот здесь оставлю свои травки, будь так добр, сохрани. Заберу на обратном пути. И не моргай удивлённо, иначе не получишь больше хумари. И матушке не смей говорить ничего – слово дай! Только настоящее! Живое!
Леший нахмурился, продолжая с жадностью глядеть на угощение, но вскоре сдался. Понял, видать, что таких лакомств от наставницы не дождется, а я могу и пакость сделать.
– На тебе слово, шабутная, – протянул он ладонь, прежде плюнув на оную.
– Беру твое слово, леший.
Я, уже привычная к такому, пожала тонкую кисть в ответ. После чего с его ладони взлетел жук. Красивый и усатый. С фиолетовым отливом на крыльях.
– Токма не лезь там никуды, – ворчал сторожила, провожая нас в сторону медвежьего леса.
– Изыди, пень бородатый! – фыркнула Мява. – Лучше тропку открой короткую.
Как ни странно, но леший послушался, и мы тут же вошли на чуть подернутую маревом тропинку. Если бы я не знала, как она выглядит, то приняла бы за обычное небольшое испарение, клочок тумана, не успевшего растаять на солнце.
– Спасибо, леший, – поблагодарила я, довольная, что так успею вернуться гораздо раньше, и матушка не догадается о моей прогулке.
– Осторожнее там. И… смотри за хозяйкой, зараза, – послышался ответ, и марево исчезло.
Кошка фыркнула, но промолчала. Значит, дуется, что я смеялась.
– Мяв, не сердись. Просто вы такие потешные оба, что мочи нет сдержать улыбку.
