Закончив обыск и не найдя ничего хоть сколько-нибудь полезного, Энджи вышла и села на крыльцо:
– Бедный Егор, не судьба тебе, видно, покинуть Глухово, – вздохнула она. – Какой ужасный день: смерть Жужу, пропажа машины, обман матери, и чем дальше, тем только хуже. Нужно уезжать отсюда, не на тачке, так на поезде. Деньги у меня есть, куплю билет в двухместное купе – и подальше от всего этого кошмара. А этот дар мне не нужен, пройду курс подавления гнева и буду жить как раньше.
От мысли о том, что она сможет жить привычной жизнью и выкинуть из головы все эти проблемы и ведьминские штучки, Энджи немного приободрилась:
«И правда, чего я гружусь? К черту этот проклятый дар!»
Приняв решение, она почувствовала, что на душе стало значительно легче. Чтобы не терять времени даром, Энджи решила собрать вещи, чтобы быть полностью готовой к отъезду.
Насвистывая веселую песенку, девушка зашла в свою комнату и, вытянув чемодан из-под кровати, начала складывать в него вещи. Оглядевшись и убедившись, что ничего не забыла, она застегнула молнии и поставила его у порога.
«Отлично», – резюмировала она и, взяв сумку в руки, решила прикинуть, сколько же у нее с собой наличных, ведь банковские карты не примут в автобусе, который повезет ее из Глухово, да и на станции вряд ли удастся купить билет до Москвы по безналу.
Энджи искала свой довольно внушительный розовый со стразами кошелек. Он был набит кредитками, скидочными картами и всякой ерундой, но какое-то количество наличных там тоже должно быть. Но найти его так и не смогла.
– Как я ненавижу эти женские сумки, это просто бермудский треугольник какой-то, никогда не найдешь, что нужно, – ворчала она, вытряхивая содержимое на стол.
Из довольно объемистой женской сумки вывалилась куча самых разных нужных и не очень вещей: пара упаковок бумажных платочков, упаковка «Тампаксов», пара тюбиков помады, тушь для ресниц, куча старых чеков и не поместившихся в кошелек дисконтных карт, записная книжка, пудреница, тональный крем, пара презервативов, тест на беременность и много чего еще, но кошелька не было.
– Так, – начала закипать Энджи, уже догадываясь, что кошелька она не найдет. – Стоп, – побелела она лицом, – а где мой паспорт и права с документами на машину?
Она яростно потрясла сумку, из которой нехотя вывалилась задержавшаяся там упаковка мятной жвачки, но ни документов, ни кошелька не увидела. Проверив рукой все закоулки пустой сумки, Энджи отшвырнула ее в сторону.
– Нет, но это уже чересчур, – чуть не плакала она, – мать меня решила здесь похоронить?
Обида, злость накатили на нее волной, и, чувствуя знакомые эмоции, она была уже почти готова отдаться им в полной мере, но вспомнила про Жужу.
– Нет, Энджи, дыши, – сказала она себе и послушно задышала: вдох-выдох.
Ярость понемногу ушла, осталась обида и боль от предательства и равнодушия матери.
– Зачем ты так со мной, мама! Я же не виновата, – упала она на свою клочковатую постель и разрыдалась.
Сколько она так проплакала, неизвестно. Когда слезы кончились, Энджи незаметно заснула и проспала пару часов. Разбудил ее голос Егорши:
– Энджи, ты где?
Открыв глаза, девушка не сразу вспомнила, где она, но уже через минуту вскочила на ноги и выбежала на крыльцо:
– Я здесь! – крикнула она и удивленно застыла: – Егорша, это ты?
