- А Гор?
- Ай… он это все и возглавляет. Вон, стадион отремонтировал, концертную залу. Спонсоров каких-то отыскал. Салоны… эту, чтоб его… рекламу проплатил. Контекстную.
Я рот открыла.
И закрыла.
- Сам-то вроде как и не при делах. В финале появится со скорбною миной, да с дедом, который его своею волей притащит. Слово скажет. Украшения благодарственные вручит. Ну и все, до следующего года… знаю, купчишки наши к нему на поклон ходили. Очень просили еще пару лет не жениться.
Я осторожно опустилась на стул.
Хороший. Крепкий такой с виду. И стол тоже. Из дерева настоящего, гладкий да прямо к руке ласкается. Мэр поставил доску.
Буженину поручили резать мне. Афанасьеву – зелень и темный плотный хлеб с темными зернышками тмина на горбушке.
- Чтоб фестиваль окреп… реклама очень уж зашла… мол, шанс для всех влюбленных и все такое. Амулетов заказали. На жениха.
- А такие есть? – удивилась я. – Привороты запрещены…
- Привороты – это да. А это так, мелочевка. Местечковые кузнецы без продыху ваяют. И парням на невесту, стало быть. Браслеты парные. Именные. Ложечки. Кружечки, кепочки, платочки, колечки, брелочки на удачу и на любовь… оно-то городу в казну пополнение, конечно, но и беспокойство. Народец-то разный. Иные буянят. Пытаются.
К буженине добавились нарядные ярко-красные помидоры.
И зеленые перья лука.
А там и чай подоспел. И… клянусь, не пила чая вкуснее, а уж про буженину и говорить нечего.
- Я своей-то говорил, мол, любовь любовью, но приглядись… парней-то и вправду хороших приезжает. А она ж у меня девка видная.
- И чего?
- Ничего, - Марк Иванович подвинул ко мне кружку и поглядел этак, задумчиво. – А может, вы глянете, а? Поговорите там… по-женски.
Киваю.
Поговорить мне не сложно. Только, подозреваю, смысла в том немного. Уж больно характерным было выражение лица той мраморной девы. И если её и вправду с натуры ваяли, то, чую, жениху надобно быть осторожнее.
- От и славненько! – Марк Иванович обрадовался. – Тогда завтра и познакомитесь… а вы ешьте, ешьте… не стесняйтесь. И ты, Сашка, ты тоже…
- Назад поеду, - покачал головой Афанасьев.
- Ночь на дворе…
- Ничего, как-нибудь.
- И вправду, - оно, конечно, мнения моего никто не спрашивал, но и молчать показалось неправильным. – И ночь на дворе, и целый день за рулем. Это просто небезопасно.
Сомневаюсь, что он так уж боится выговора от Гришеньки.
Афанасьев вздохнул и потер переносицу.
- Надо, - уперто повторил он. – Я… проверить кой-чего хочу, Марк. А это в рощу заглянуть… сам понимаешь, поутру никак.
- Так загляни.
Что за роща-то?
- А потом возвращайся. Поспишь и с утреца отправишься, - Марк Иванович впился в бутерброд. – Или не с утреца. Вон, ведьму свою проводишь и езжай себе, куда глаза глядят… а в рощу да, в рощу…
И замолчал.
И Афанасьев замолчал. Я тоже спрашивать не стала, но сделала вид, что жую вот. Жую себе, жую… чайком запиваю.
- Тогда я пойду, что ли, - Афанасьев поднялся. – А то полночь скоро…
- Иди, иди…
И я поднялась.
- А ты оставайся, - Марк Иванович подвинул еще один бутерброд. – Сейчас он провожу куда… места, сама видишь, хватает. При бабке моей пяток горничных было, да тройка лакеев, и кухонная прислуга опять же, а супруга моя покойная как-то от сама управлялась, даром, что ведьма… и я от привык. Тихо, спокойно… слушай, может, вовсе останешься?
Идея явно пришлась ему по душе.
- Не стоит, - покачал головой Афанасьев и поглядел на меня. Взгляд у него был тяжелым. – А ты, Ласточкина, смотри… шанс у тебя есть. Не сглупи только.
