– Лицври.
– Что?
Задержанные промолчали.
– Как он умер?
– Как свиней забивают? Вот так же, – по-волчьи ухмыльнулся Пётр. – Жил как свинья, так же и умер – с визгом. И разделали как свинью. Кожу и крупные кости сожгли к чёрту. Мясо с салом – хрюшам на санбойне. Они всё равно были на утилизацию.
Смирнова непонимающе смотрела на этих двоих.
– Я одного не могу понять… У вас же был целый год… Почему вы не уволились, не уехали, как ваш сын?
Внезапно ответил Патрушев:
– Они… Они мне помогали стадо выхаживать… Если бы не их опыт, нам бы пришлось половину поголовья перебить.
«Вот в суде-то будет весело», – только и пришло в голову Лене.
Смирнова сидела в своём кабинете и готовила ордер на арест Александра Пронина. Раскрытие киринской «висячки» наделало по всему управлению шума. Впрочем, несмотря на ажиотаж, Ленин успех посчитали случайным. Смирнова не спорила.
– Елена Степановна! К вам посетитель, девушка… Говорит, имеет сведения по делу Кирина.
– Зови, конечно!
В кабинет вошла девушка лет восемнадцати. Посмотрев на неё, Лена вздрогнула, потому что уже видела такие глаза тёплого зелёного оттенка – как будто спелый белый виноград.
– Здравствуйте! Это вы – следователь по делу Прониных?
– Здравствуйте! Да, Смирнова Елена Степановна.
– Я Тамара, Тамара Пронина. Я у мамы младшая… Я услышала, что её и дядю арестовали… Вот мой паспорт, вот свидетельство о рождении…
Торопливо достав документы из сумочки, Тамара подвинула их к Смирновой. Было видно, что ей с трудом даётся спокойствие, но держалась она прямо и твёрдо.
– Послушайте, я понимаю, что это может выглядеть как попытка выгородить родных, но я прошу, выслушайте. Это касается мамы и того депутата, которого они… Ну вы знаете.
– Говорите же.
– …в тот день, когда мама решилась на продажу фермы, я шла домой из школы… Когда свернула на нашу улицу, увидела, что возле калитки стоит машина. Уже тогда мне не по себе стало – я помнила, что мама после встречи с этим бизнесменом целый день была не в духе. Я заторопилась, зашла в калитку. Обычно у нас дверь всегда летом настежь, только полог от мух. А тогда дверь была закрыта и у двери стоял здоровенный дядька. Я хотела на крыльцо подняться, а он сказал – нельзя, подожди. Я рванулась в дом, потому что уже всерьёз испугалась, но он меня схватил, рот зажал и так примерно минут десять держал.
После этого из нашего дома вышел вот этот… Кирин. Он на меня даже не посмотрел, сказал охраннику своему «Поехали!» и пошёл к машине. Дядька меня отпустил, и я сразу в дом понеслась. Ору на ходу «Мама! Мама!», а она на полу сидит, у кровати. Юбка порвана, губа разбита, волосы растрёпанные. И, знаете, глаза пустые такие. Я её давай тормошить, сама реву… Тут она как встала резко, я аж отскочила. Сказала так тихо и серьёзно: «Тома, никуда не выходи. О том, что видела – ни слова никому. Даже Саше и дяде Пете. Сама скажу. Проболтаешься – прокляну». Ушла в баню и целый час оттуда не выходила… У неё через три дня после этого лицо и перекосило… Неврит.
– Вы хотите сказать, что Кирин изнасиловал вашу мать?
Тамара еле заметно кивнула.
– Но постойте… А почему она в полицию не обратилась? Это же было очень легко установить сразу…
– Вам будет сложно понять… Мама наполовину сванка. А для сванки и для всей её семьи такое – позор на всю жизнь. В полицию не принято. Поэтому они всё это затеяли… Лицври. И, по правде говоря, никто из нас не верил, что полиция что-то сделает. Кирин уже тогда имел большие связи.
