Великая княжна в изгнании. Рассказ о пережитом кузины Николая II - страница 4
Елизавета любила литературу, много читала и самостоятельно получила превосходное образование. Но самое большое пристрастие она питала к одежде и духам. Как однажды заметила ее мать, в каком-то смысле Елизавета была поистине восточной принцессой. С отцом ее связывали большая нежность и взаимопонимание.
Принцесса Мария, или Миньон, как ее называли в семье, обладала милым, округлым детским личиком и большими голубыми глазами. Она также была довольно полной для своего возраста, но более активной, чем ее старшая сестра. Особых талантов у нее не было, зато она обладала легким характером, отличалась крайним добродушием и относилась к себе с юмором. Они очень дружили с матерью.
В таком окружении мы впервые поняли, что значит изгнание.
Глава II
Новости о Дмитрии
В Румынии мы встретили многих знакомых и друзей, которых уже не чаяли снова увидеть. Подобно нам, некоторые из них силою обстоятельств были разлучены с близкими, родителями или детьми; они, как и мы, бежали из России, бросив все свои владения и имущество, кроме одного-двух платьев и смены белья. Мы все были похожи и равны перед лицом общих испытаний. Но тогда мы еще не до конца осознавали все, что нам довелось пережить. Мы воспринимали события по мере их наступления, не особенно размышляя об их значении.
Наконец у меня появилась возможность отыскать брата Дмитрия, узнать о его местонахождении и послать ему весточку. По крайней мере, беспокоиться о нем не было причин, хотя я что-то узнала лишь год назад. После участия Дмитрия в заговоре против Распутина в начале 1917 года царь отправил его на границу с Персией. Благодаря своей храбрости и опале Дмитрий вызывал всеобщее сочувствие – в то время, когда семья Романовых утратила весь свой престиж. После революции Временное правительство сообщило ему, что его ссылка окончена. Он получил разрешение вернуться; говорят, предложение исходило от Керенского, тогда министра юстиции. Трудно сказать, было ли приглашение ловушкой, расставленной для единственного популярного младшего члена императорской семьи, или серьезной попыткой восстановить справедливость. Как бы там ни было, возвращаться мой брат отказался. Отправленный в ссылку императором, он по-прежнему с уважением относился к приказу своего монарха, пусть и свергнутого. Дмитрий собирался оставаться в том месте, куда его сослали, и в том же полку до конца войны.
Сначала все шло неплохо, но постепенно большевистская пропаганда проникла даже в тот отдаленный угол. Началось разложение, за которым, как везде, последовал развал дисциплины, мятеж, издевательства над офицерами и убийства. Дмитрий вынужден был уйти из армии. А вскоре стало очевидно, что оставаться в России ему опасно. Весной 1917 года он перешел границу и добрался до Тегерана, столицы Персии. В Тегеране ему пришлось много пережить. Некоторые русские, даже назначенные на свои посты прежним режимом и сохранившие их, повернулись к Дмитрию спиной, надеясь таким образом доказать свою лояльность новому правительству. У него было очень мало денег, ему некуда было идти, у него не было друзей.
Первым на помощь Дмитрию пришел британский посланник, сэр Чарльз Марлинг. Они с женой один или два раза приглашали брата в свою дипломатическую миссию на конец недели. После второго приглашения Дмитрий остался жить у Марлингов и провел под их крышей почти два года. Марлинги были людьми необыкновенными. Сэр Чарльз, не опасаясь последствий, приютил в миссии бездомного великого князя в то время, как его правительство, желая наладить отношения с новыми властями России, отказалось иметь какие-либо дела с нашей семьей. Леди Марлинг всей душой поддерживала мужа. Как и следовало ожидать, сэру Чарльзу пришлось дорого заплатить за свое великодушие; его так и не назначили послом, хотя назначение ожидалось. Именно из британской дипломатической миссии в Тегеране я получила последнюю весточку от Дмитрия. Одним из первых дел, какие я предприняла по прибытии в Бухарест, стала телеграмма в Министерство иностранных дел в Лондоне; я просила сказать, где мой брат.