Великий Гэтсби. Ночь нежна - страница 28

За последний месяц я разговаривал с ним пять-шесть раз и, к своему удивлению, обнаружил, что сказать ему было практически нечего. Так что мое первое впечатление о нем как о загадочной и значительной личности постепенно улетучилось, и он стал просто владельцем находившегося по соседству роскошного особняка, время от времени превращавшегося в огромную ресторацию.

Да тут еще эта непонятная поездка. Не успели мы доехать до Уэст-Эгга, как он начал обрывать на полуслове свои изысканно построенные фразы и в нерешительности похлопывать себя по колену, обтянутому светло-коричневыми костюмными брюками.

– Послушайте, старина, что вы все-таки обо мне думаете? – вдруг огорошил он меня вопросом.

Придя в легкое замешательство, я принялся отвечать расхожими штампами, которые и служат ответами на подобные вопросы.

– Так вот, я расскажу вам о своей жизни, – прервал он меня. – Я не хочу, чтобы у вас сложилось обо мне превратное мнение, основанное на услышанных сплетнях и небылицах.

Выходит, он знал о странных обвинениях, придававших особый привкус приглушенным разговорам на его вечеринках.

– Расскажу все как на духу. – Он вдруг поднял правую руку, словно призывая кару небесную немного подождать. – Я – единственный отпрыск богатого семейства Среднего Запада, остальные его члены уже отошли в мир иной. Вырос я в Америке, но учился в Оксфорде, поскольку все мои предки получали образование именно там. Это семейная традиция.

Он искоса посмотрел на меня – и тут-то я понял, откуда у Джордан Бейкер такая уверенность в том, что он лжец. Слова «учился в Оксфорде» он произнес скороговоркой, едва не глотая их, чуть ли не давясь ими, словно они причиняли ему какое-то беспокойство. И эта неуверенность перечеркивала все им сказанное, наводя меня на мысль, что в его прошлом все-таки есть какие-то темные пятна.

– А откуда со Среднего Запада? – вскользь поинтересовался я.

– Из Сан-Франциско.

– Ах вот как…

– Все мои родственники умерли, и я унаследовал большое состояние.

Его голос сделался напыщенно-скорбным, словно до сих пор его одолевали воспоминания о безвременно отошедшем в небытие клане Гэтсби. Я было решил, что он меня разыгрывает, но один-единственный взгляд на него убедил меня в обратном.

– После этого я жил, как молодой раджа, в европейских столицах – в Париже, Венеции, Риме, – собирая драгоценные камни, преимущественно рубины, охотился на крупного зверя, немного рисовал – так, для себя – и пытался забыть нечто очень печальное, что произошло со мной много лет назад.

Усилием воли я подавил в себе язвительный смех. Все его фразы были настолько ходульными, что создавалось впечатление, будто передо мной некий кукольный персонаж в тюрбане, у которого изо всех дыр сыплются опилки, в то время как он преследует тигра в Булонском лесу.

– Потом разразилась война, старина. Я воспринял ее с облегчением, и мне очень хотелось погибнуть, но смерть обходила меня стороной, словно заколдованного. Я начал воевать в чине старшего лейтенанта. В Аргоннском лесу я с двумя пулеметными полуротами вырвался так далеко вперед, что на обоих флангах у нас образовались разрывы метров по шестьсот, где пехота продвинуться не смогла. Мы удерживали позиции двое суток, сто тридцать человек с шестнадцатью «льюисами», и когда наконец пехоте удалось прорваться нам на выручку, среди гор вражеских трупов по нашивкам убитых установили, что нас пытались отбросить три немецкие дивизии. Меня повысили до майора, и я получил награды от всех союзных держав – даже от Черногории, крохотной Черногории на берегу Адриатики!