Но и пахнущим не то сухофруктами, не то ошпаренной скотиной троллям добраться до меня тоже не позволили – настреляли им резиновыми пулями по ногам, пока олог-хай пытались своими синими тушами перебраться через стойку. Охранники навалились на них всей толпой – и уволокли куда-то. А потом – нагнали еще человек двадцать охраны, вступили со мной в переговоры и предложили добровольно сдаться.
– Мы будем вынуждены применить силу, если вы не выйдете с поднятыми руками! – заявил старшой. – Заключенный Хероплетов, у вас почти нет времени на раздумья! Мы будем действовать решительно!
– А что ж вы ее не применили, когда меня ночью четыре каннибала сожрать пытались? – не смог удержаться я. – Как-то не очень решительно вы действовали!
– Разговорчики! Руки за голову и выходите! – Послышалось клацанье затворов помповых ружей.
– Дайте мне две минуты! – Я лихорадочно оглядывался. – Я щас выйду!
И вдруг – передо мной предстало мимолетное виденье, не ангел чистой красоты, но тоже – кое-что стоящее! Тут была целая металлическая бадья с тефтелями! Фигня, а не тефтели, одни жилы и сало, но жрать хотелось страшно. Одними шоколадками сыт не будешь! Знаете сколько тефтелей может проглотить один капитально голодный урук, если в его распоряжении есть две минуты? Правильно – бадью!
– На выход, Хероплетов! – Голос раздался совсем близко. – Или мы закинем на кухню гранаты со слезоточивым газом. Пятый этаж не обрадуется, если вместо завтрака получит конъюнктивит и воспаление слезных желез!
Он еще и слово «конъюнктивит» знает! Определенно – прапорщик, не какой-то сержантишка. Интеллектуал!
– Обрыдаемся вместе! – Я запихнул еще четыре тефтели за щеки и выглянул наружу, стараясь прожевать и проглотить как можно быстрее. – Ну, фяжыте меняф!
– Он жрет! Какой дурдом… – закатил глаза старшой вроде-как-прапорщик. – Ты совсем больной, да? Руки сюда… А! Наручники, значит, порвал… И что с тобой делать?
– Ничего, – пожал плечами я. – Я с милицией не воюю. И с мирными гражданами – тоже. И хрен об занавески не вытираю, и при дамах не матерюсь. Я культурный. Сам пойду.
– Гос-с-спади… В камеру его! Кухонные – навести порядок! Остальные заключенные – продолжить прием пищи!
Порядочки у них тут, конечно, аховые. Но взгляды, которые я на себе ловил, перешагивая через поверженного лесного тролля, казались уже довольно осмысленными и местами – уважительными.
Один эльф, волосы которого были выкрашены черно-белыми прядями, одобрительно оскалился и показал мне оттопыренный большой палец. И продолжил есть – ложкой! У него была ложка – в отличие от зачмыренных соплеменников, и сидел он отдельно от остальных – в одиночестве за охренительно длинным столом. Какой, однако, интересный тип!
Раздумывать было некогда – «коробочка» из охраны вела меня прочь. Уже в коридоре у старшого что-то зашипело в рации и на тарабарском радиолюбительском языке что-то там ему скомандовали.
– В допросную! – изменил решение он. – Храпов приехал.
Грохотали подошвы тяжелых ботинок по бетонным плитам, посверкивали красными лампочками допотопные камеры, местами – капала с потолка сырость… Тоска! Лифт – и тот был как из фильмов ужасов: открытого типа, местами ржавый, лязгающий и скрипучий.
– Кто такой Храпов? – спросил я.
– Следователь по особо важным делам, – решил ответить вроде-как-прапорщик.
– Земский?
– Нет, ять, опричный! Кому ты на хрен сдался, орчина? – рявкнул конвоир. – Конечно, земский! Иди давай!
