* * *
Интересное было времечко!
Дальше можно взять домбру (от тюрко-татарского – «думбыра»), или гусли (от тюрко-татарского – «гөслә»), или кубыз (от тюрко-татарского – «кубыз», от этого же слова – украинский кобзарь, «кубыз-ар» – человек, который играет на кубызе) и спеть об одном-единственном пути, который мог быть у всех и каждого человека во времена этого расчудесного Иосифа Прекрасного в СССР:
А дорога у всех у нас одна —
Ай-яй-яй…
Ай-яй-яй…
Сначала принимают в пионеры,
Ай-яй-яй…
Потом – в комсомол,
Ай-яй-яй…
Потом – в члены колхоза (коллективное хозяйство;
хозяин – от тюрко-татарского слова «хуҗа»).
Ай-яй-яй…
Потом…
– Не успели мы тебя принять в колхоз,
Ты уже хочешь выйти из нашего колхоза?!
Ай-яй-яй…
Ай-яй-яй…
Конечно, из колхоза можно выйти добровольно!
Да, да!
У нас же не буржуазная, а социалистическая, самая широкая (от тюрко-татарских – «иркен», «ирек») демократия, которой нигде больше нету!
Из колхоза выйдешь – в тюрьму! (От тюрко-татарского – «төрмә».)
Или выйдешь в глухой лес Сибири! (От тюрко-татарского – «Себер».)
Это про него пели вот такую грустную песню некоторые российские лесорубы у костра:
Товарищ Сталин, Вы большой учёный,
В языкознании знаете толк.
А я простой советский заключённый,
Мне товарищ – брянский волк.
В этой самой гуманной империи Сталина, где диктатуры, то есть «самодержавия», были не только в квадрате, но и в кубе, где все люди были равны до умопомрачения, где молодым была везде дорога, а старикам – почёт (так как доживать до старости могли лишь единицы), в этом суперполицейском государстве в маскировочном халате «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» наш татарский почти не был виден среди собратьев (некоторые пантюркисты утверждают, что слово «брат» означает «бер атадан» – от одного отца; данное слово существует и в форме «берадәр»).
Корифей всех наук на глаз определил, а глаз у него алмаз (от тюрко-татарского слова «алмаз»), сколько лет нашему языку.
Во времена управления этого величайшего гения всех времён и народов двуглавым орлом воссиял в СССР великий и могучий русский язык. Около него взвевались соколами да орлами, гордыми (от тюрко-татарского – «горур») и важными птицами языки союзных республик.
На грузинском языке (на котором иногда вещал этот горный орёл) обменялись мнениями о строительстве социализма и коммунизма сам товарищ Сталин и его близкий друг товарищ Берия, а также очень любимые ими товарищи – Орджоникидзе и Енукидзе.
Ещё многие и многие товарищи…
До того как их не укокошил (корень косить – от тюрко-татарского слова «кисү») их любимый друг и товарищ, «самый человечный человек в мире» (так каждый день писали о нём в газетах) – Иосиф Сталин…
* * *
Языки союзных республик были, конечно, богатыри, не мы!
А, к примеру, наш татарский язык… Который был не достоин даже рядом стоять с языками союзных республик, тем более с великим русским языком…
Тем более с грузинским языком, которым обладал ястреб…
Так он был «неисторический» – наш язык!
Ма-а-а-ленький… Ма-а-алюсенький!
Воробей, соловей, пташечка!..
Одним словом «чито-гврито», как поёт о самой маленькой птичке-невеличке Вахтанг Кикабидзе в кинофильме «Мимино»:
Удзиро зеца замбахис пери
Ту милхинс вмгери
Ту севдианоб маинца вмгери
Ме ра мамгеребс?..
И как хорошо его «чито-гвритность» чувствовал горный орёл… Который так высоко летал над страной…
И который иногда… Так низко падал!..
Да, и сшили ей, этой нашей ма-аленькой птичке «чито- гврито» в Казани
