– Кому нужно? Зачем ты мне об этом говоришь?
– Ты ему нравишься.
– Я нравлюсь?! ― в искреннем изумлении отодвинулась Маша от маленькой девушки, ставшей после немодельной срезки васильковых волос ещё больше похожей на неформалку с глухой периферии. ― Когда успела? Словом не перекинулись…
– Пожалуйста, лети на Мерону ― выручи, спаси! А мы останемся здесь как заложники.
– Я лечу ― решено. С вами!
– Как?! А великан?! А-а-а?!..
– Я оказалась важной птицей: великан принял моё решение.
Нибара просияла до слёз и схватила Машу за руку:
– Ты мне стала как сестра. Мы или другие!
– Будь что будет, ― сказала Маша скорее для себя. ― Я выполню свой долг, первый долг в моей взрослой жизни…
– Тогда нам нужно спешить! ― встрепенулась Нибара.
– Я должна вернуться на Землю к воскресенью, ― сказала Маша. ― Мама в лагерь приедет.
– Мама? А-а-а, мама… Это невозможно!
– Тогда передам ей весточку ― Ваня устроит…
– Просим всех на праздник! ― громко объявили в зале. ― Начинается дождь!
Когда все мавелы и гости, возбуждённо зашумев, удалились, к девушкам подошёл Сердол со своими молчаливыми помощницами.
– Мир мавелов к свершению обряда готов, ― сказал он, и его безмолвные кариатиды поклонились Маше.
Сразу же раскрылась парадная дверь, в залу вплыли три прозрачных листа. В первую лодочку встал Сердол, во вторую ― Маша с одной из великанш, в третью ― Нибара с другой кариатидой. Лодочки вынырнули из дворца и поплыли сквозь разгорающийся праздник.
На этот раз пространство было отчётливо разделено на твердь и небо. Отовсюду лилась музыка, похожая на шум весёлого дождика, а из сиреневых узорчатых тучек, будто нарисованных по лазури, серебряными струйками лил дождик, похожий на музыку. Огромные мавелы танцевали, пели, обнимались, смеялись. Кариатиды, молча, выполняли их приказы. Остальные живые существа на фоне мавелов казались Маше кукольными персонажами ― несерьёзными и даже смешными, ― их хотелось щёлкать по носу или брать на руки и гладить, как шкодливых котят. Дети разных цивилизаций визжали тут же, бегая голышом под тёплым дождём. Маша с изумлением видела мир, в котором все равны! Вот он, сон или рай.
Нибара же впала в глубокую меланхолию: скорбящему тяжело видеть чужую счастливую жизнь. Она едва сдерживала слёзы и через силу улыбалась мавелам и человекообразным, которые махали и кричали ей, зазывая к роскошно накрытым столам. «Увидь меня сейчас, Церола обязательно сказала бы что-нибудь о воспитании чувств, ― думала Нибара. ― Земля нас научит! Да, большой вопрос: кто из нас недоразвитый? Бедная Церола!» Стоило вспомнить о Цероле, и предательские слезинки всё же выползли на щёки девушки, смешавшись с дождём, они остались её тайной.
Лодочки приземлились. В тот же миг дети закричали:
– Радуга! Радуга появляется! Радуга!
Восьмицветная радуга вставала не над горизонтом, а прямо над празднеством. Все, запрокинув головы, любовались, как проявляется радужный мост. Он был настолько осязаемым, что обеим девушкам представилось: по нему можно пройтись и посидеть-помечтать, болтая ногами в сиреневых и розовых облачках.
– Вторая радуга! Ещё одна! ― опять закричали дети. ― Восстань!
Второй радужный мост стал над первым, прояснился и засиял.
– Бокалы! ― раздался громовой бас распорядителя праздника. ― Раздайте бокалы!
Огромная кариатида, сначала поклонилась, а потом, нагнувшись, подала Маше и Нибаре пустые бокалы. Как не разбила тонкий хрусталь в сильных руках?!
