Но уплыть ему удалось не очень далеко: уж больно ему нездоровилось после сильного удара плоской стороной меча по голове, полета с высокого берега и удара об отмель. Да и силы подкрепить было нечем, кроме холодной речной воды. Теряя сознание, Милюта даже не заметил, как челнок застрял носом в ветвях старой ивы.
А когда он очнулся, уже наступил вечер. Рядом трещал и дышал теплом большой костер, под головой было что-то жесткое – седло, судя по запаху кожи и конского пота. Накрыт он был попоной, вокруг все двигалось и говорило.
– О, гляди, оживает! – сказал кто-то рядом, когда Милюта пошевелился. – Видишь, Сеча, и ведуна не понадобилось!
– Дай ему воды, – посоветовал другой голос, и возле Милюты появился простой питейный рог, полный той же речной воды.
Милюта глотнул, хотел поблагодарить, поднял голову… и обомлел. Над ним склонилось половецкое лицо – с широкими скулами и узкими глазами.
– Ну что, жив человек? – на чистейшем русском языке спросил половец. – Ты даешь, рыбак, – еще немного, и сам бы ракам на корм пошел. Откуда взялся-то?
Боярин Милюта моргал, сомневаясь, не мерещится ли ему, не обманывает ли его зрение или слух.
– Постой, княже, я вроде этого рыбака знаю! – произнес еще один голос. – Сдается мне, что у Вячеслава туровского я его видел. В старшей дружине сидел.
– Уж нет ли самого Вячеслава тут поблизости? – Половец огляделся, будто туровский князь мог прятаться за кустом. – Может, его уже разбили, пока мы добираемся? Ну, что смотришь, человече? – обратился он к Милюте. – Я ведь тебя уже узнал, Милюта Векославич, а ты меня нет! Ростислав я, сын Володаря перемышльского. Вы же нас звали с собой Туров отбивать. Вот отец меня и прислал. Сам хотел идти, да приболел. Две тысячи копий я вам веду, им собранных. Где Вячеслав-то?
Наконец, при помощи двух отроков, Милюта сумел сесть, и после этого все стало несколько понятней. Его окружали русские люди, и только сам Ростислав, возглавлявший перемышльскую дружину, походил на свою мать-половчанку. Торопясь догнать Вячеслава, он ночевал с войском прямо в поле. Отроки его ловили рыбу на ужин, поскольку с припасами в весеннюю пору было туго у всех, и под ветвями старой ивы наткнулись на челнок с бесчувственным гребцом.
– Не повезло тебе, боярин! – согласился Ростислав, выслушав короткий рассказ Милюты о неудачной поездке за княгиней. – Совсем в руках ты ее держал, а тут такая незадача! Конечно, Юрий догадался, что жену надо при себе иметь, если с тестем мира хочешь!
– А мог и меньшой Юрий Ярославич сообразить, – добавил Милюта. – Ему этот мир больше всех нужен. Если Вячеслав себе Туров вернет, Юрий назад в Берестье уедет. А тот Юрий куда, меньшой который?
– Как вы в них разбираетесь? – Ростислав усмехнулся. – Оба Юрии Ярославичи, да теперь еще оба – берестейские!
– Чья бы корова, княже, мычала! – заметил Милюта. – Самих же вас, Ростиславов, двое!
– Так я – Ростислав Володаревич, а братец мой двоюродный – Ростислав Василькович! А еще у Рюрика Ростиславича, старшего отцова брата, сын был тоже Ростислав. Да тот в монастырь подался, а то бы совсем беда! – засмеялся княжич.
– А меньшой Юрий, говорят, больше на Священное Писание налегает! – добавил Милюта, вспомнив отзывы Прямиславы.
– И то дело! – весело одобрил Ростислав. – В монастырь пойдет, глядишь, игуменом станет, как наш Ливерий, а то и епископом! Небось, сейчас уже больше молитв знает, чем ты, лоб здоровый! А, Звонята? – Он хлопнул товарища по плечу. – Помнишь, как мы с тобой первый псалом учили? Кормилец мой Крепибор Добровоевич, Звонятин то есть отец, нас двоих учил читать по Псалтыри, с первого псалма! – начал он тут же рассказывать Милюте. – Показывает буквы и долбит:
