Венеция не в Италии - страница 20



– Жаль, – сказала она.

– Да.

– Всегда жаль, что ты не музыкант, кажется, это сказал Марсель Эме.

– Мне бы хотелось научиться играть на пианино, – признался я наконец.

– А что, твои родители против? – удивилась она. – Нет, не против, может, на будущий год начну. – Как ей объяснить, что пианино не поместится в трейлере?

– Чем раньше начнешь, тем лучше.

– Да, я знаю. – Наверно, у меня сделался очень несчастный вид, потому что она стала меня утешать:

– Не расстраивайся, это еще не конец света, если для твоих родителей музыка – не главное! Ты ведь, наверно, не родился в семье музыкантов.

Разве что свистунов, из которых самый главный – мой отец. Нет, шучу, конечно, так я ей не ответил. Однако признаваться, что мой отец – торговый агент, я тоже не стал – это было бы все равно, что на полной скорости врезаться в стену. Поэтому я решил перейти к высокому.

– Ницше сказал, что без музыки жизнь была бы ошибкой, а мой папа говорит, что и с музыкой жизнь – это ошибка, и вдобавок в ней полно фальшивых нот.

Полин звонко расхохоталась.

– Он абсолютно прав, – заключила она.

Да, афоризмы у моего предка бывают иногда сногсшибательные.

Атмосфера сразу же разрядилась. Я воспользовался этим, чтобы попросить ее все же сыграть мне что-нибудь, ну хотя бы несколько нот. Она встала, взяла скрипку, зажала ее между подбородком и плечом, взяла смычок и начала играть. Полились чистые, безупречные, чарующие звуки: она заиграла мелодию Баха, или Моцарта, или Бетховена, в общем, что-то очень известное, а значит, кого-то из этих троих, – и на мир вдруг снизошла поэзия. Во всяком случае, на музыкальный зал в доме Полин. По сути, не так уж много нужно для того, чтобы человеческая жизнь стала сносной. Она остановилась на середине пьесы, взглянула на меня с обворожительной (а быть может, обвораживающей – кто разберет!) улыбкой и сказала только:

– Ну, вот тебе несколько нот.

– Еще!

Но она уже отложила скрипку.

– Ты очень любишь классическую музыку?

– Безумно!

– Ты прав, это прекрасно, но у нас дома ее слишком много. Они слушают только классику, с утра до вечера. Если бы мама почаще слушала Принса, Майкла Джексона и Boney M, особенно «Rivers of Babylon» и «Daddy Cool», она не была бы такой подавленной, как ты думаешь?

Чтобы проверить эту гипотезу, она подошла к музыкальному центру – настоящее чудо техники, усилитель, на котором зажигаются лампочки, колонки под два метра высотой, – врубила на полную громкость альбом Boney M, тот, где «Rivers of Babylon» и «Daddy Cool» и стала подпевать во все горло, раскачивая верхнюю часть туловища. Это было ужасно смешно.

Ее расчет сработал: вошла мама и потребовала прекратить этот грохот.

– Я показываю ему хореографическую драму, – оправдывалась Полин.

– Мне больше нравилось, когда ты играла ему на скрипке.

– Ты что, шпионишь за нами?

– Ничего подобного, я просто проходила мимо и услышала тебя.

Между матерью и дочерью вспыхнула перепалка, мать попыталась втянуть и меня, и я чуть не оказался между двух огней.

– Приятно слушать, как играет Полин, не правда ли?

Она говорила «не правда ли?»: это выражение попадалось мне в книгах, но вживую я его еще не слышал.

– Просто наслаждение, мадам.

– Лучше, чем эта музыка бесноватых, верно?

Надо было решить, чью сторону я приму, матери или дочери, и эта ситуация мне совсем не нравилась.

– Мне нравится и то и другое, – нашелся я.

Она разочарованно посмотрела на меня: у этой женщины часто бывал меланхолично-разочарованный вид, возможно, именно это делало ее такой красивой.