Вера и жизнь - страница 15

Что только ни говорили и ни писали – в «самиздате» и «тамиздате» – про Святейшего Патриарха Пимена! «Брежневский Патриарх», «слуга режима», «молчащий глава молчащей Церкви»… Этот Первосвятитель действительно не отличался красноречием и, прямо скажем, не любил говорить. Не отличался он и жизненной активностью. Избрали его под жестким контролем властей, которые испугались основного и, бесспорно, более одаренного конкурента – митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова). Владыка Никодим активно выращивал церковные кадры, много выступал, часто бывал на Западе, ярко служил, предлагал церковные реформы. Злые языки – думаю, небезосновательно – обвиняли его в симпатиях к Ватикану и в стремлении объединить Православную Церковь с Католической. Власти, естественно, опасались всего этого, особенно в период брежневского «застоя». Точно так же многие во власти в 2009 году боялись избрания Патриархом яркого и активного митрополита Кирилла и втайне пытались этому противодействовать.

Патриарх Пимен в каком-то смысле был антиподом Никодима. Этот внутренне очень спокойный человек совершенно не желал «лезть в политику». Поездки и иностранные делегации не любил. Летние месяцы, пока был в силах, проводил в Одессе – у моря, на окраине города, в летней Патриаршей резиденции в Успенском монастыре. Там он почти ни с кем не встречался – лишь служил в местных храмах. Службу он вообще воспринимал как главное дело жизни. Обычно совершал литургию в Елоховском соборе почти по-будничному – без проповеди, без причащения мирян, без последующей трапезы. По пятницам читал акафист перед иконой Божией Матери «Нечаянная Радость» в храме Илии Обыденного – в память о спасении на фронте от смертельной опасности. Служил очень ровно, мирно, бесстрастно.

До последних лет сохранил мощный и красивый голос. Любил петь, слушать оперные записи, иногда мог прийти на концерт – например, Елены Образцовой – и передать на сцену корзину цветов. Писал наивные благочестивые стихи. До наступления старческой немощи практически не имел личного окружения, кроме двух-трех помощников-монахов. Жил на втором этаже резиденции в Чистом переулке, в крохотных помещениях, – там и скончался.