Меня не окликнули, я вышла из подъезда и по кратчайшей дороге побежала на Мэдисон…
Требовался верный ход, но я не знала, как это делается. Всю жизнь платежные и оформительские процедуры за меня выполняли другие (я предпочитала покупательские). А я лишь пользовалась привилегиями, дарованными по статусу, и никогда не задаваясь вопросами, откуда что берется. Поэтому я пошла по проторенной дорожке. Из автомата на углу (по сотовому дорого, а телефонную карту я стащила у Бригова) я позвонила Рыткину.
– Рыткин, бросай свою подрывную деятельность, – сказала я, – и быстро организуй мне билет до Москвы. Я уезжаю.
– Вот так номер, – оживился Рыткин, – Никогда бы не подумал, что наши жены…
– Устарело, Рыткин. Я могу рассчитывать на твою помощь?
– Мм… Тебе опостылел мир наживы и чистогана?
– Мне опостылел Бригов. И все его номера. Войди в мое положение. Я так понимаю, ты могуч.
– Подожди, – запутался Рыткин, – ты собралась разводиться с Бриговым?
– Да! Разлюбила.
– Тогда цитата. За За Габор, именитая голливудская актриса венгерского происхождения. «Разводиться исключительно из-за того, что вы не любите мужчину, так же глупо, как выходить замуж только потому, что вы его любите».
– Не тяни кота, – разозлилась я, – Не можешь определить мой номер?
– Думаешь, Бригов за такие фокусы погладит меня по голове?
– А тебя волнуют его ласки? – разозлилась я, – Кто в этом мире ты, и кто он?
– Черт, – ругнулся Рыткин, – Юлька, пойми и ты меня. Я не могу гадить друзьям, какие бы гадости они ни делали своим женам. Извини… – Рыткин закашлялся, прервав оглашение приговора.
– И торг неуместен, благородный ты наш? – на всякий случай спросила я. Рыткин мучительно вздохнул.
– Извини. Я бы на твоем месте выбросил фантазии из головы. Я полностью на твоей стороне, Юлька, и Бригов не подарок, и ведет он себя как последняя сволочь, но зачем бросаться в крайности? Америка прекрасная страна, здесь можно реализовать все свои идеи. В том числе реваншистские. Как ты относишься к газированному кофе? Я не шучу, это реальность, данная нам во вкусовых ощущениях. Есть одно местечко в верхнем Манхэттене, мы могли бы посидеть, поговорить…
– Ладно, будь здоров, – я бросила трубку. Через полчаса из телефонной будки у торгового центра «Блумингдейл» я позвонила в корпункт и имела беседу с неким Яшой Козьманом. Этот парень, благодаря своей ушлости, вылез из низов и теперь заведовал целым сектором, имея виды на дальнейшее повышение.
– Уважаемый Яков Рудольфович, не будете ли вы так любезны отодвинуть в сторону свои дела и уделить кроху внимания моим мольбам?
– У тебя что-то серьезное? – недовольно спросил Козьман, – Или с головой?
Я зачем-то закивала.
– Да, да, Яша, очень серьезное, с головой. Почти сенсация.
Козьман задумался. Видимо, отодвигал в сторону дела. Наконец, соизволил:
– Ну, подходи.
– Э, нет, – возразила я, – Лучше ты к нам. Подъезжай через час к пончичной «Данкин Доунатс» у Бенджамин-сквер.
И пока он не придумал миллион отговорок, я повесила трубку.
Минут через сорок я сидела в упомянутом заведении и под завистливым взором румяной толстушки, пьющей бульон из диетических таблеток, истребляла пончики. Я могла себе такое позволить, мою фигуру не испортила бы даже танковая гусеница.
Когда на горизонте замаячил Яшка Козьман – очкастый, ушастый, на вид сама благочинность – я, настраиваясь на революционный лад, допивала кофе по-кубински – очень крепкий и вредный для здоровья.
