Верить в Рождественское чудо - страница 25

Но кот видимо боялся моих зубов ещё больше, потому что в основном прятался наверху и редко спускался вниз. Эти дни я пребывал в растерянности. У меня не укладывалось в голове, как я могу жить с котом столько дней и не задал ему ещё хорошей трепки?

Но раз уж я не смог по прошествии недели достать кота. Он оказался хитрее, чем я думал. То я съел его еду из его миски и ничуть не испытывал угрызений совести. Кот сразу понял, что это я. Я лежал на подстилке, когда мимо меня прошёл кот, взмахнув хвостом. Я сразу насторожился. Знал я этот жест! Дело было не чисто. Кот, обернувшись, с ехидством посмотрел на меня и прыгнул на стенку. Я не разгадал его намерений, но почувствовал, что он что – то замышляет.

А он, как ни в чем не бывало, скинул лапой рамку Кэтрин на пол. Ах ты подлец! Я подпрыгнул и стал лаять на него, но этого мне показалось мало и я пытался дотянуться до хитрого кота.

Кэтрин меня застала, когда я со злостью прыгал на стенку.

– Ах, Томат! – покачала она головой огорченно. – Ну зачем ты это сделал? – она подняла рамку и к счастью та не разбилась.

Я отчаянно залаял, пытаясь сказать, что это не я. Это все кот! Он! А теперь сидит с довольной мордой и нагло ухмыляется.

Кэтрин укоризненно смотрела на меня и прочитала мне поучительную лекцию. Я обиженный, с понурой головой, отправился на свой лежак.

Я никого не хотел видеть, а тем более несносного кота.

Кэтрин вышла из комнаты, и кот спрыгнул на пол. Я и ухом не вёл. Вернее ухом не вел, а глазами следил за его движениями.

Кот важно прошествовал мимо меня и вдруг остановился. Мне уже начинало не нравится это. Он опять что – то задумал?

Кот мяукнув, пошёл дальше.

Что он сказал? Я не понимаю кошачьего языка!

С этого момента, как я съел кошачью еду, а он подставил меня, у нас началась вражда открытая. Я заходил на кухню по утрам и если там был он, то я начинал лаять, предупреждая, что хочу его покусать. Кот выпускал когти и начинал шипеть. Кэтрин нас разъединяла.

Если бы не старушка, я бы давно проучил кота.

Нам приходилось несладко друг с другом, но больше всего страдала наша хозяйка. Она печально вздыхала и я видел разочарование во взгляде, когда она смотрела на нас. Я не хотел её расстраивать, но поделать ничего не мог. Мне нужно было укусить его один разок за хвост.

Кот начал мстить мне более изощрено.

Он метил территорию возле моего лежака а Кэтрин думала, что это я. Я приходил в негодование и ещё больше не любил кота.

Кот не перестал ходить в лоток, поэтому хозяйка не могла подумать, что это он. А у меня лотка не было!

Один раз я практически достал его и в моих зубах остался клок шерсти. Кот мяукнув от обиды не спускался с полки два дня. Кэтрин уговаривала его слезть, прыгая перед ним и даже сама пыталась достать. Но Грэмли просто боялся слезть, ведь внизу его поджидал я.

Кэтрин не говорила напрямую, но я понял по её настроению, что винила она в этом меня и однажды я это узнал.

Когда пришла Анжелика, то хозяйка делилась с ней о нашей вражде. Анжелика уверяла старушку, что я хороший добрый пес. Но ведь я таким и был! Это правда.

А Кэтрин не знала, что со мной делать. И ещё она пожаловалась Анжелике на сердце.

Я обеспокоился этим, и весь день пролежал грустный, не замечая наглой морды кота.

А однажды вечером, Кэтрин сидя в кресле, вдруг схватилась руками за тело и слабо застонала. Я подскочил к ней и заскулил. Грэмли сидел наверху на полке и ему похоже было все равно. Вот, бесчувственный чурбан! Я сел возле ног Кэтрин и преданно заглядывал ей в глаза. Скоро ей стало лучше и она смогла погладить меня по голове. Но мои тревоги крепились день ото дня. Особенно, когда я видел, как Кэтрин хваталась руками за тело, я так подозреваю, что у нее болело сердце и ей нужно было прилечь. Это стало происходить часто. На кухне, на прогулке, лёжа, сидя. Я всегда был с ней рядом и жалел хозяйку. Мне действительно было её жаль и я ластился к ней, как щенок. Терся носом об лицо и обнимал по – собачьи. Думаю, что Кэтрин трогали такие моменты и это нас сближало. Мне стало не Грэмли и мы прекратили открыто враждовать. Видимо в нем проснулась наконец – то совесть и он стал спускаться, чтобы посидеть у Кэтрин на руках. Тогда я уступал ему, ради хозяйки и на время удалялся.