Телефон вибрирует в кармане, но мне нет до него совершенно никакого дела. Кто бы там ни пытался дозвониться до меня — всё не так важно.
Продолжаю наслаждаться близостью дочки, и уже скоро Соня переводит всё внимание на меня, перестаёт тосковать, а Наталья удивляется.
— Как только Сонечка уснёт, я покажу вам, как мы готовили каши и пюрешки для неё. Возможно, вы всё это знаете, но я проинструктирую на всякий случай, — осторожно говорит Наталья.
Она ведь не знает, что никакая я не профессиональная нянька. Наверное, боится, что заденет моё чувство собственного достоинства? Профессионалы не любят, когда к ним лезут со своими советами. Вот только я не профи. Я мать, которая может делать что-то интуитивно. Пусть я и перечитала сегодня ночью немало информации о том, как обращаться с маленьким ребёнком, а советы лишними точно не будут. Кроме того, у них уже было налажено всё, и я не должна вносить свои коррективы.
— Наталья, спасибо большое за помощь. Я буду крайне благодарна за инструктаж, — отвечаю я и присаживаюсь в кресло.
— Я тогда пока оставлю вас. Займусь домашними делами.
— Да, спасибо, — улыбаюсь, но не смотрю на женщину, и она оставляет нас с Соней наедине. — Ну здравствуй, солнышко! Хочешь, расскажу тебе сказку?
Отлично понимаю, что в детской могут быть натыканы камеры, поэтому веду себя осторожно, не говорю ничего лишнего и не спешу покрывать щёчки своей малышки поцелуями. Мне очень хочется затискать её, но я понимаю, что могу испугать и ребёнка, который с осторожностью разглядывает меня и пока привыкает к новому члену семьи.
— Прости, что не уберегла тебя, — шепчу я. — Прости, что не уберегла.
Губы едва шевелятся, и я уверена, что на камере, если она есть, никто не разберёт моих слов.
Это мгновение лучшее, что случилось в моей жизни после пережитой трагедии, после мыслей, которые ни на секунду не отпускали меня, ведь я всерьёз планировала «уйти», чтобы воссоединиться с дочкой.
«Я тебя никому не отдам, милая. Больше никто не отнимет тебя у меня», — мысленно говорю, а дочка словно слышит и улыбается, а потом хмурит бровки, и её нижняя губка дёргается.
Надеюсь, что нам удастся придумать что-то с Усольцевым, чтобы дочь не разрывалась меж двух огней.
Шолохову дочь не нужна — в этом я более чем уверена. Он пока сам ещё ребёнок, поэтому точно не сможет стать отцом.
Усольцев настоящий отец Сони, пусть и не биологический…
Моё сердце разрывается от тяжёлых мыслей, посещающих голову.
Как мы с Усольцевым будем делить нашу дочь?
***
— Вероника, я вижу, что вы отлично справляетесь со своей работой. Наталья похвалила вас, но я и сам многое успел увидеть. Уверен, что дальше вы привыкнете и полностью будете обходиться без поддержки и контроля.
Вздрагиваю.
Когда он увидел?
Наверняка в детской действительно стоят камеры, и мне будет проблематично взять ДНК Сони. Впрочем, никто не отменял тот факт, что ложка после еды могла пропасть, как и несколько волосков из детской расчёски. Остаётся надеяться, что этот момент не окажется на камере крупным планом.
Разве может человек в здравом уме догадаться, что я пришла сюда ради дочери?
Если только этот человек не знает, у кого он отнял ребёнка.
Знай Усольцев, что я мать Сони, то он бы не подпустил меня и близко к своему дому.
В кабинете мужчины царит духота и пахнет деревом. Мне тяжело дышать, но скорее это связано и с нервным напряжением. Всё-таки я слишком переволновалась сегодня. День выдался крайне суровым, и мне хочется пойти спать. Ночью за Соней будет приглядывать Наталья, хоть мне бы и хотелось самой остаться с дочерью. Вот только нельзя пока проявлять настойчивость и претендовать на всё время девочки, чтобы не вызвать подозрения.
