Короче, слушай меня сюда: если хочешь получить свои мозги обратно, приходи сегодня на улицу Береговую, 40, к 14.34. Опоздаешь хоть на минуту – мозги свои обратно не получишь уже никогда. Тебе все ясно? Крепко целую, Серега Штопор».
– А-ач-чу-уме-еть, – только и смогла вымолвить Танька. Она уже не пыталась что-либо понять – все равно ума не хватит. Да и не было его, ума этого.
Ее разобрал истерический смех.
Внезапно по классу пролетел девчоночий визг. Визжала Кристина Подмогильная.
– Вот спрашивается – че так орать? – заорала Дуська. – Я от страха чуть ежика не родила!
Кристина взвизгнула еще раз. Все уставились на нее в непонимании.
– Девочки, – сказала она, – мальчики, дамы и господа… Срочно вызывайте охотников за привидениями!
– Ну, вообще! – изумилась Дуся. – Не школа, а дурдом на свободе какой-то!
– Нет, ну вы знаете, кто это был? – прокричала Кристина. Лицо ее раскраснелось, руки дрожали, подбородок тоже дрожал, а глаза нервно подергивались по очереди – то правый дернется, то левый, а то вдруг и оба сразу.
– Кто – «кто»? – не поняли все.
– Да пацан этот, что Таньке бумажку принес, – пояснила Кристина. – Кто это был, знаете?
– Да пацан какой-то, – ответили все. – А чего ты орешь как больная?
Кристина направилась к выходу из класса, плотно, на замок, закрыла дверь, расширила глаза и зачем-то согнулась в коленях, как бы приседая на невидимый стул. Все поневоле притихли. Всех заинтересовала странная Кристинкина поза. В классе повисла напряженнейшая тишина.
– Да это же был… Вася Василюк! Помните, он умер в прошлом году на уроке рисования – учительница внезапно сошла с ума и ткнула ему в сердце кисточкой. Я тогда про него еще делала стенгазету, запомнила это лицо на всю жизнь. Вспомнили?
Все почесали подбородок, вспоминая. И вспомнили:
– Точно! Это он, Василюк! Офиге-е-еть… Но как же это?
– Может, он воскрес? – предположил кто-то. Но на это предположение никто не среагировал.
– А что с кисточкой стало? – продолжал интересоваться тот «кто-то». – Ее вытащили? Добро не пропало? А какая она была? Беличья?
– Это точно он. Точно, – повторила Кристина, словно убеждая саму себя. – А язык его фиолетовый видели? Такой только у мертвецов бывает. В основном у повешенных, – деловито уточнила она. – Но, наверно, и у убитых беличьей кисточкой тоже.
Все потрясенно молчали. Никто не знал, что сказать. Именно поэтому и молчали.
Кристина обратилась к Таньке:
– А чего он к тебе подходил?
– Ну-у, эээ… – уклончиво ответила та.
Все подозрительно посмотрели на Таньку.
– Ты что, умеешь общаться с мертвыми, вызывать их из могилы? Чего это к тебе приходил мертвый Василюк, а? Отвечай!
Но Танька словно в рот воды набрала и не открывала его, боясь, что она выльется, – как уже упоминалось, она ничего не могла понять, а посему хранила таинственное молчание и смотрела на мерцающие лампы дневного света, которые почему-то мерцают, как дебильные, во всех кабинетах всех школ мира.
Кристина своей немалой грудью пошла на бедную Таньку:
– Быстро признавайся, зачем к тебе приходил Василюк!
– Да не знаю я! – со слезами в голосе ответила Танька. – Я ничего не знаю! Ничего! Отстаньте от меня! Какие вы жестокие! Ух!
Она подхватила свои вещи и выбежала из класса.
«Одни беды! – думала Танька, выметаясь из школы. – То мозги мои крадут средь бела дня, то Василюк ко мне припирается… Почему именно он принес записку? Почему? А кто такой Серега Штопор? Бли-и-ин, кому расскажи – не поверят!»
