— Это не жалость, — она сказала то, о чем им теперь нельзя даже думать.
Искушение было велико. Возможно, это их последний вечер вместе. Она сегодня готова на все. Любовь и отчаяние — опасная смесь. А потом что ждет ее? Еще большее отчаяние и боль.
— Тогда тем более не надо… Все закончилось.
— Знаю. Я подчинюсь вашему решению. Вы правы, как всегда, и очень благоразумны, когда дело касается меня, — Екатерина говорила обреченно, и в ее словах слышался невольный упрек.
— У вас все наладится, — барон хотел приободрить свою ученицу. — Говорят, время лечит.
Лечит, наверное, но не каждого. Его сердце будет болеть всю оставшуюся жизнь. Но, возможно, это продлится недолго.
Екатерина продолжала смотреть на него.
— Нет, мне этого не надо, — она покачала головой. — Нельзя так просто все забыть. Я этого не хочу, не требуйте невозможного. Но я принимаю ваше решение. Мое вы тоже не измените — я ничего не буду забывать, и мои чувства останутся прежними. Не пытайтесь меня переубедить. Не тратьте на это времени и не бередите душу ни себе ни мне. И давайте больше не будем возвращаться к этому. Никогда.
Он согласно кивнул:
— Хорошо, не будем.
Решение Екатерины беспокоило его, но спорить с ней сейчас бесполезно. Возможно, позже она сумеет вернуться к обычной жизни. Ее молодость должна взять свое. Она еще встретит любовь и будет вспоминать о своем первом увлечении с легкой и приятной грустью. Вот тогда ему станет по-настоящему плохо.
Они еще некоторое время молчали. Яркое летнее солнце заливало комнату слепящим светом, и это было неуместно — слишком радостно. Генрих заговорил первым:
— Завтра, до начала заседания Совета, вам надо передать письменный отчет Магистру о том, как Полина напала на нас. Напишите все подробно и правдиво, не надо меня выгораживать. Мы с Егором тоже должны написать отчеты. Потом Магистр побеседует с нами. Точнее, он будет в страшном гневе, так что приготовьтесь — это будет совсем не беседа. Когда Магистр зол, он слов не выбирает.
— Меня это не волнует. Пусть гневается, тем более, что я и правда виновата. Не ожидала и не была готова к нападению. Из-за моей растерянности вы могли погибнуть. Магистр может ругать меня последними словами. Хотя какое это имеет значение? — Екатерина думала совсем о другом.
Генрих знал это. Они чувствовали и понимали друг друга без слов и на расстоянии. Незримая связь, которая будет теперь им только мешать. И они оба боялись порвать ее. Барон продолжил, не глядя на девушку:
— Глупо повел себя только я. У вас пока не хватает опыта, а Егора не было рядом. Нет смысла что-то утаивать — на решение Совета это уже не повлияет. Возможно, если повезет, меня завтра оправдают. Но это неважно. Я вполне мог предвидеть, чем все закончится. Меня погубило мое безмерное тщеславие. Надо откровенно признать — отвратительная черта характера. Полина всегда была высокомерной, злой и неуравновешенной личностью. Сущая ведьма. Так что и остановить ее должен был я. Но вместо этого я просто смотрел, как она пытается меня прикончить. Она теперь не женщина, а опасная тварь. Я об этом забыл, за что и поплатился.
— Значит, надежда, что вас оправдают, все-таки есть? — этот тонкий лучик надежды оживил девушку.
