– Ничего, – огрызнулась и демонстративно положила на стол папку с документами. – Проверяйте.
И он сел проверять. Как был, в расстегнутой рубашке. Ровный загар на груди и отсутствие растительности. Ничего не изменилось за эти годы. Те же кубики пресса и гладкая кожа, к которой так и манит прикоснуться, провести ногтями так, чтобы остался красный след.
Я словно перенеслась на пять лет назад, и картинки туманят мозг. Взгляд плывет. Я уже не здесь, не в Питере, в клинике, а там, в Москве, в его квартире. Позволяю целовать себя и отвечаю как могу. Неумелые ласки и поцелуи, а его взгляд темнеет от каждого моего прикосновения.
– Маргарита Павловна, вот я же говорил, что ошибки делает каждый, – и мужчина тычет пальцем в документ и поднимает взгляд на меня. А я выныриваю из воспоминаний и пытаюсь сфокусировать взгляд на том, что показывает Соколов. Он словно знает, о чем я думала только что, и дает мне время прийти в себя.
– Это не ошибка, – я вспыхиваю от мысли, что мужчина может догадаться о моих мыслях. Я пустилась в объяснения, а Александр молчал и слушал, а еще смотрел. Он смотрел так, что я снова смутилась.
– А ты изменилась, – вдруг произносит мужчина. – Нет уже той угловатой девочки, – задумчиво произносит Соколов. Он словно тоже не здесь, а путешествует в воспоминаниях пятилетней давности.
– Да, прошло пять лет, – сглатываю ком в горле. Вот он, идеальный момент, чтобы поговорить. – Я… – но мужчина не дает мне закончить фразу.
– Насчет увольнения, – мужчина отводит от меня взгляд. – Ты извини, я погорячился. Не ожидал, что встречу тебя. Столько искал, а сейчас такая встреча, – тише говорит Сколов, словно сам с собой, но я все слышу. В глазах щиплет, и я сильнее моргаю.
– Спасибо, но я подумывала об увольнении до вашего прихода, – вру напропалую.
– Да? – мужчина резко поворачивается ко мне и удивленно смотрит на меня. – Я слышал о тебе только хвалебные отзывы. Да и Геннадьич тебя вряд ли отпустит, – он усмехается, словно своим мыслям.
– Да, есть варианты около дома. И зарплата побольше, – не знаю почему, но продолжаю врать. Теперь сам Бог велел идти туда на собеседование. Так, наверно, будет лучше. Нам не стоит вместе работать. Да. Это правильное решение. Сегодня только один день мы работаем вместе, а я уже взрываюсь от злости. Что же будет дальше?
– Что ж, – Соколов передает мне подписанные документы, и я протягиваю руку и беру папку. Наши руки соприкасаются, и я замираю. Мужчина напряжен. Я тоже. Поднимаю глаза и тону в омутах.
– Спасибо, – растормаживаюсь и пытаюсь сунуть бумаги в папку, а у самой руки трясутся и не слушаются.
Мужчина встает, а я стараюсь не смотреть на него. Роняю листы, и они рассыпаются по полу. Я приседаю, чтобы собрать и аккуратно все сложить. Соколов, наверно, думает, я клуша неуклюжая. Тогда в кафе чуть на ровном месте не упала, сейчас вот ползаю на коленях по полу и бумаги собираю, которые сама же и уронила.
Слышу, как мужчина ходит по кабинету. Скрипнула дверца шкафа, я поднимаю взгляд и смотрю снизу вверх на этого идеального до невозможности мужчину. Он достал чистую рубашку и надел. Последний лист ложится в папку. Примерно в это же время Соколов расстегивает ремень, видимо, чтобы заправить рубашку в брюки, но именно в этот момент в дверь стучат. Коротко. И, не дожидаясь ответа, дверь открывается.
